Татьяна Руссита - …и до девяти! Про дудочки, кувшинчики, тюленей, котиков, бочки с молоком и говорящую ярость

Домой не пускали, потому что после родов еще не было стула.

– Что-о-о? – спросит ошарашенный читатель.

Вот и я спрашивала. Говорят: «Нет стула – нет выписки». «У меня дома будет», – ныла я. Но никого это не волновало.

Спасение пришло внезапно уже через пару часов. Кажется, им просто понадобилось мое место или вдруг они решили поменять над кроватью проводку. Я не разобралась. Так что нас пинком отправили домой.

Родной дом (снятая за полгода до этого квартира, но какая разница?) тем временем начал мне уже сниться, причем сниться и ночью, и днем – все эти бесконечные часы, что я простаивала с крошкой на руках.

Почему не пролеживала? Мы еще не умели кушинькать мамочку лежа, а сидеть мне запретили, потому что за каким-то чертом сделали эпизиотомию и решили, что не развалюсь постоять недельку. Впрочем, за каким чертом, я знаю, черта звали «я хочу домой» и он сидел в голове у того самого врача. У нас с ней зачем-то была договоренность на роды, и – вот незадача! – крошка начала выбираться в жизнь ровно после ее смены. Судя по звукам в телефоне, как раз когда она ехала домой в троллейбусе. Так что все мои роды было очень видно, как ей хочется домой и как она точно знает, кто именно ее не пускает.

Честно говоря, каждую минуту в роддоме я хотела домой так сильно, что, в общем, понимала врача. Я бы тоже что угодно кому угодно разрезала или и вовсе отрезала, чтобы на час раньше домой попасть.

В общем, уехали мы домой.

В роддоме осталась плакать и сцеживаться соседка по палате, в слезах и сцеживании которой были виноваты слоны и прочие дикие животные. Это, правда, другая история…

В тот же день, что и моя крошка, родился сын у нашей соседки по палате. Но его не выдали папе на ручки, а отвезли в больницу на другой конец Москвы с пневмонией, вызванной внутриутробной инфекцией.

И вот кормлю я крошку день, кормлю второй, крыша едет и едет от стояния и недосыпа, но рыдания с соседней кровати не дают крыше уехать и упорно возвращают назад. Эта мама может спать сколько хочет, ну, по крайней мере, сколько мы ей даем, но она не спит, а плачет. Откуда взялась инфекция, врачи не знают.

– Доктор, – говорит эта мама сквозь слезы, – я вот все думаю, откуда же эта инфекция взялась. Никак понять не могу… Но вот в середине беременности мы ездили в Таиланд и там катались на слонах, вот, может быть, от слона?

– Весьма вероятно! – говорит мудрая врач. – Дикие животные очень опасны!

Я думаю, более вероятно, что инфекцию занесли, засунув на осмотре во влагалище руку, только что державшую той же перчаткой телефон (как мне не занесли, удивляюсь), но я ж не доктор: может быть, слоном занести ее легче.

Да, в общем, вот мы и дома. Убивать тут никого не хочется, хочется умереть от счастья самой. В этот момент я понимаю, что подложила своей крошке изрядную свинью. Я теперь точно знаю, что умереть хочу дома, а не в доме престарелых, поэтому надо бы быстро, пока Альцгеймер не настиг, написать это большими буквами (лучше кровью, которая по-прежнему льется стаканами) в завещании. Все свое имущество (в том числе комнату, до потолка забитую отданными младенчику вещами) завещаю родственникам только в том случае, если меня не отдадут в богадельню. Все, вот и написала.

Что там они в роддоме дальше с трупом медсестры делают, меня не волнует, там этих медсестер еще воз остался, и у каждой еще тележка со смесью к рукам приделана. К тому же выстрел на самом деле прозвучал только в моем воображении. (Прости, читатель, обещаю больше так не разочаровывать! Следующий добрый советчик будет убит в реальности.)