Изабель Филльоза - Поверь. Я люблю тебя

Сегодня Жаклин, как и всегда по воскресеньям, ведет мужа с детьми обедать к родителям. Разговор крутится вокруг еды, болезней тех, кого здесь нет, и погоды. Иногда беседу оживляют внезапно вспыхивающие споры о воспитании («Нынешние молодые уже не те!») или о политике («Это вина правительства»). Всем немного скучно, но никто не ставит под вопрос эту обязательную встречу в полдень выходного дня. «Они ведь мои родители!» – с интонацией фаталиста говорит Жаклин.

Дети любят своих родителей. Родители любят своих детей. В большинстве случаев так оно и есть. Можно подумать, что отношения «родители – дети» – самые близкие, самые интимные. Но так бывает редко. Как много поверхностных, характеризующихся ритуализованностью, привычкой и легкой скукой отношений! Отношения могут быть холодными и чужими, ложно задушевными. А могут быть бурными или молчаливыми, поверхностными или наоборот. Могут – болезненными и напряженными или нейтральными и невыразительными. Редко они бывают сбалансированными, здоровыми и гармоничными. Почему? Потому, что гармония [2] Гармония – имя греческой богини, родители Арес, бог войны, конфликта (Марс в римской мифологии), и Афродита, богиня любви (Венера в римской мифологии). предполагает столько же гнева, сколько и любви – а именно эти два чувства в нашем обществе находятся под запретом. Даже когда любовь явно есть, ее недостаточно, чтобы придать отношениям настоящую текучесть и интимность. Задушевность требует подлинности. А выказать себя настоящим, подлинным – значит осмелиться проявить себя, свое отношение, свои потребности, заявить о собственных эмоциях, разделить чьи-то чувства. Ибо в семье почти не осмеливаются разговаривать о чувствах – разве что поверхностно. Раны чаще всего скрывают глубоко в себе, печали – прячут. Плакать в присутствии других считается неуместным. Страхи недооценены. Даже выражения любви во многих семьях ограничиваются. Проявления нежности сводятся к нескольким поцелуям на ночь и утром. Если любовь несильна, необходимость в ней удовлетворяется поверхностными проявлениями, которые мы боимся подвергать опасности.

Совместная жизнь, однако, неизбежно порождает множество конфликтных ситуаций, каждая из которых основана на естественных и специфических потребностях, иногда несовместимых. Сам по себе конфликт – явление вполне здоровое; он позволяет совершить выравнивания, нужные для того, чтобы каждый смог найти свое место в группе. Конфликты между детьми и родителями не только неизбежны – они необходимы и созидательны для живых и динамичных отношений. Однако в лоне семьи их чаще всего воспринимают негативно. Распри под сурдинку сводятся на нет, бунты детей укрощаются, жалобы недооцениваются, просьбы мало кто слышит. Хотя и есть семьи, где каждого слышат, уважают и ценят, но из-за недооценки в нашей культуре эмоционального процесса истинное умение слышать друг друга встретить можно редко. Многие родители, сами испытывающие неловкость от собственной гневливости (ибо не научились ее принимать как должное), попросту пользуются родительской властью, чтобы запретить то же самое проявление своим отпрыскам. Те же, с которыми жизнь не всегда обходилась ласково, зависимы от признания своим потомством. Они с трудом переносят гневные нападки, склонны воспринимать их как стремление к разрыву. В свою очередь детей, ставших взрослыми, по-прежнему приводит в ужас мысль об их оппозиции собственным родителям. Они боятся утратить их любовь, причинить им боль, даже убить их! Вот сколько ответственности лежит как на родителе, так и на ребенке, ставшем взрослым, а конфликты-то не разрешаются – их приглушили, избежали или не хотят признавать.

Чем любви меньше, тем больше страх ее утратить.

Парадоксально, но есть люди, которые предпочитают жить подальше от родителей и видеться с ними как можно реже, чтобы свести к минимум риск потерять их после какой-нибудь ссоры! Филипп не видел родителей вот уже одиннадцать лет. Он даже не сообщил им о рождении сына. «Когда я с ними не вижусь – не так сильно страдаю от их безразличия ко мне», – вздыхает он.

Гнева нет не оттого, что никогда не спорят ни о чем. Если уж мы были уязвлены, – безразлично, утопили мы эту обиду внутри нас самих или же нет, – в нас остается некоторое чувство по отношению к тому, кто нам ее нанес. Часто это бессознательное злопамятство. Например, иногда от взрослых можно услышать фразу: «Я обожаю своих родителей, ни за что на них не сержусь» и при этом с ними обращаются с презрением, проявляют агрессию, скучают в их обществе, не хотят ни о чем с ними разговаривать или отказываются с ними увидеться. Они забывают, что скука – симптом эмоционального торможения.