И у нас началась новая жизнь. Мы больше не были безразличны, безлики, неинтересны. Мы стали нужны и значительны. Каждый наш успех, каждый наш промах и проступок не оставались без внимания. Он был строг и требователен, мы писали каждый день диктанты, делали много ошибок, почти все получали двойки и тройки, но эти оценки были не для классного журнала, это было внутреннее дело - его и наше. Он хотел, чтобы мы были грамотнее, чтобы мы умели учиться и трудиться, чтобы мы стали лучше.
Мы работали над ошибками и за это тоже получали оценки.
Мы были разбиты на звенья, у нас было что-то вроде внутреннего самоуправления. Те, что учились лучше, сидели за партой с более слабой ученицей и должны были ей помогать.
Мы ходили с ним по нашему городу, по площадям (школа была у Исаакиевской площади). Эти экскурсии он вел сам. Он покупал билеты, и мы ходили с ним в театры. Он выводил нас на простор русской литературы и хотел, делал все, чтобы мы осваивали высоты русского языка. Мы учили стихи, мы разыгрывали сказки Пушкина, ставили композицию из «Медного всадника». Он привлекал всех, забытых не было, и самым неблагополучным девочкам давал лучшие роли.
Мы полюбили стихи, мы научились их читать вслух перед всем классом, мы очень старались. Он нас слушал, и на глазах у него нередко были слезы. Он чувствовал, у кого из нас было неблагополучно в доме, не только чувствовал - он знал. Он приходил к каждой домой. Он пришел к нам неожиданно. Мои родители были немного смущены, наверное, это был мой день рождения, он принес подарок - красивую серебряную ложечку. Гостей в те времена у нас еще не было. Он немного поговорил с моим папой, уходя, он сказал, что здесь все хорошо, он спокоен. Эти его слова мне очень дороги, а подаренной им ложечкой я до сих пор пользуюсь каждый день.
Прошли три года, но, кажется, что он был с нами не три года, а всю нашу школьную жизнь. У нас другие учителя, и он уже не в нашей школе. Но мы приходим к нему. У него теперь есть свой дом - маленькая комната на Садовой.
Мы, пять девочек, пять подруг, приходим в каждый его день рождения. Больше народа не разместиться в восьмиметровой комнате. Мы встречаемся на углу, покупаем торт и идем к нему. Мы идем пешком по Садовой, мы радуемся не только предстоящей встрече с ним, но и встрече друг с другом. Мы теперь студентки, у нас уже не общая, а у каждой своя студенческая жизнь. Он нас ждет, у него накрыт стол; таких вин мы еще не пробовали, такого изысканного угощения у нас дома еще нет. Мы теперь не только его ученицы - мы его гости, его молодые друзья. Мы говорим обо всем, о положении в стране, о литературе, он интересуется современной студенческой жизнью. Он говорит, что мы похорошели и, шутя, замечает, что если бы был молодым, то одной из нас он сделал бы предложение. Мы смеемся, нам весело, нам хорошо с ним. Мы тоже интересуемся его молодостью, его университетскими годами, его взглядами на любовь, на брак. Нам интересно мнение такого мужчины. Но встреча заканчивается, мы уходим, каждая в свою жизнь. Его уже нет, и сегодня мне так больно, так щемит сердце от мысли, что мы могли и должны были дать ему намного больше, чем давали. Мы перед ним в долгу.
О себе: я, Троянкер Татьяна Абрамовна, родилась 17 февраля 1937 года в Ленинграде. Вместе с мамой пережила в нашем городе всю войну. Училась в школе с 1944 по 1954 год. В том же году поступила в ЛИСИ (Ленинградский инженерно-строительный институт), окончила его в 1959 году. С этого момента до сегодняшнего дня работаю в различных проектных организациях нашего города, занимаюсь гражданским строительством.
В нашем классе женской школы № 233 Октябрьского района г. Ленинграда с 1948 по 1951 год преподавал Виктор Николаевич Сорока Росинский.
В пятом классе у нас долго не было учителя русского языка и литературы. Виктор Николаевич появился в нашем 5 «д» неожиданно, осенью 1948 года, когда занятия в школе уже давно начались. Он стал для нас учителем, а впоследствии и классным руководителем. Обучаясь в женской школе, мы привыкли к тому, что все учителя были женщины. Появление педагога-мужчины было необычным и вызвало сначала настороженность и удивление. Вспоминаю, как в класс вошел пожилой человек выше среднего роста, черноволосый, одетый во все темное: на нем был суконный китель с наглухо застегнутым воротником-стойкой, брюки и высокие сапоги. Его лицо было необычным и очень значительным: высокий крутой лоб, достаточно крупный нос; сквозь пенсне смотрели строгие глаза, а из-под усов сквозила чуть ироничная улыбка.
Читать дальше
Написано отлично об отличном человеке.