Lib.ru/Современная литература - Евпланов Андрей Яковлевич. Коллекционер

потому что так хотела мама, которая считала, что времена меняются, а зубы

болят всегда.

От армии Фима, конечно, мог откосить по причине близорукости,

косолапости и мало ли чего еще, но не откосил, потому что без армии

поступить на юрфак было практически невозможно. А этого так хотел папа,

который спал и видел своего сына преуспевающим адвокатом.

Залезть в бизнес его уговорил институтский товарищ. Он же настоял на

том, чтобы все заработанные деньги под сумасшедшие проценты

помещались в банк "Универсал". Банк лопнул, и Фиме пришлось расстаться

с трехкомнатной квартирой на Солянке и переехать в медведковскую

хрущевку. Он уж было, собрался опять податься в стоматологию, но тут к

нему из Харькова приехала тетя Роза Марковна, приехала, чтобы

выхлопотать себе российскую пенсию, потому что украинской ей не хватало

на жизнь, да так и застряла у Фимы в Медведково.

- Вы знаете, - сказала она как-то племяннику, - ваш дед всегда мечтал,

чтобы кто-то в его семье стал раввином. Мы решили, что им будете вы.

- Ну почему именно я, меня никогда не интересовала религия.

- Зато Борю интересовала, знаете Борю, сына Фиры Блюм? Он окончил

хедер, и собирался поступать в иешиву, но тут у него вдруг проявился талант

гитариста, и теперь он выступает в рок-группе "Выше крыши". Ленчик, ваш

двоюродный племянник увлекся химией, и уже защитил кандидатскую

диссертацию. У Ильи, вы его не знаете, но поверьте мне, способности

бизнесмена - это будет второй Абрамович, вы бы видели, как он считает

деньги... Так что мы решили, что в Америку поедете вы.

- Кто решил? Почему я? Почему в Америку?

- Все родственники так решили, потому что кроме вас некому, раз Боря

стал музыкантом, и ему теперь не нужна стипендия, которую выделила

община в Чикаго, чтобы он выучился на раввина.

- Но ведь стипендию дают ему, а не мне.

- Какая разница, у вас одна фамилия. Не упирайтесь, не выучитесь на

ребе, так посмотрите мир. А я тут постерегу вашу квартиру, кто его знает,

сколько времени понадобиться этим бюрократам, чтобы оформить мне

российскую пенсию.

Уж чего чего, а посмотреть мир Фиме всегда хотелось, и потом он же

был свободен, как лист, сорванный ветром. Находится в свободном полете,

было приятно, но, в конце концов, листу приходится приземляться, и

хорошо, если не в грязь.

В Америке Фиме пришлось не больно сладко, стипендии едва хватало

на питание. Чтобы сходить в кино или съесть пирожное в кафе, ему

приходилось по вечерам подрабатывать в пиццерии у итальянца Джакомо.

Но Фима не жаловался, да и жаловаться было некому. Учеба давалась ему

легко, видимо, сказывалось родство с неведомым Борей из Харькова, и он

быстро освоил все, что на первых прах должен знать раввин.

В Москве его ждала приятная неожиданность, интерес к еврейской

жизни расцвел пышным цветом, даже те, кто когда-то скрывал свою

принадлежность к избранному народу, теперь стремились узнать как можно

больше о своей истории и религии, воспитывать детей в еврейском духе. На

окраине города построили новую синагогу, и вскоре Фиму выбрали ее

раввином. Прихожанам льстило иметь молодого ребе из самой Америки.

Фима оказался хорошим пастырем, он умел утешить людей, вселить в

них надежду и никому не отказывал в помощи, за что прихожане за глаза

называли его "Шоколадное сердце".

Вот к этому Фиме и явился Будылин, предварительно договорившись о

встрече по телефону.

Кто-то сказал ему, что в доме ребе надо быть в головном уборе и

Будылин захватил с собой бейсболку. Квартирка у ребе Фимы была тесная,

окна выходили, на юг, и от них исходил жар как от плиты, в бейсболке

Будылину было лихо, глаза щипало от пота.

- Можно снять головной убор? - Спросил он хозяина. - Я же все-таки не

иудей.

- Конечно можно, - почти радостным тоном ответил ребе, - но лучше

оставить.

Будылин оставил. Чувствовалось какое-то напряжение, ребе изо всех

сил показывал свое расположение к гостю, гость демонстрировал симпатию к

хозяину. Получалось ненатурально, как на дипломатическом приеме, и от

этого каждый чувствовал неловкость.

Разговор вертелся вокруг здоровья Будылина-отца, погоды и рекламы

на телевидении. Фиме все очень нравилось, Будылину - не очень, и еще эта

дурацкая бейсболка...

Но тут пришла Роза Марковна и позвала всех пить чай. Ах, что за

штрудель, она испекла к чаю, а хворост, а вишневое варенье... Будылин