Lib.ru/Современная литература - Евпланов Андрей Яковлевич. Коллекционер

проникал под предлогом сбора подписей в защиту какого-нибудь

экологического объекта.

- Извиняюсь, так сказать, за вторжение, - расшаркивался он у порога,

но я подумал, что вам небезразлична судьба уникального природного

объекта.

И, если его впускали, доставал из своего видавшего виды портфеля

книгу с картинками, - вот, посмотрите, это плаун булавовидный, который

занесен в Красную Книгу.

После чего он многозначительно умолкал на некоторое время, давая

возможность хозяевам дома во всех деталях рассмотреть волосатую зеленую

веревку. После чего он продолжал:

- Этот вид, можно сказать, стал жертвой всенародной любви к вождям.

В сталинские времена им украшали портреты классиков марксизма-

ленинизма, и почти полностью уничтожили популяцию.

Тут он опять умолкал, давая возможность хозяевам высказаться по

поводу сталинского прошлого. И только после этого извлекал на свет

бумажку с подписями граждан в защиту плауна.

- В Шевелевском овраге еще встречаются отдельные экземпляры, а эти

оккупанты из Новой Кирсановки, хотят его засыпать, и устроить на его месте

теннисные корты для олигархов. Вот мы тут, то есть общественность,

собираем, так сказать, подписи в знак протеста.

Теперь у Общественности были три заветные ноты, с помощью

которых он мог сыграть свою любимую пьесу на тему "что было, что будет,

что на сердце лежит" - славное прошлое, убогое настоящее и экология.

Разговорить человека, который попадался на эти приманки, и вызнать всю

его подноготную, для него не составляло труда. Чаще всего в его сети

попадались домашние хозяйки, ну и все, кто не сумел увернуться.

Вполне резонно было бы спросить, зачем Общественности все это

нужно? А нужно это было ему затем, что он готовил революцию в отдельно

взятом населенном пункте и искал соратников.

Он в жизни не видел ни одного олигарха, но ненавидел их всеми

клеточками своего дряхлеющего тела, даже ногтями и волосами, где нет

нервных окончаний, за то, что те разрушили систему, в которой он

чувствовал себя не последним винтиком.

Ему нравилось бывать у людей в домах, смотреть, как они живут, пить

чай, вести неспешную беседу. Но никто уже давно не приглашал к себе, и

тогда ему пришло в голову собирать подписи под коллективными

ходатайствами и жалобами. Причем на каждого подписанта или отказника он

вел досье, на тот случай, если все еще вернется на круги своя.

В первый раз Общественность заявился к Будылину, когда тот приехал

на дачу после того, как отец вручил ему ключи и сказал: "Владей, только не

сожги дом, когда повезешь туда своих киношников".

Тогда Общественность написал про Будылина в амбарной книге

аккуратным подчерком хозяйственника: "Сынок дантиста типичный стиляга,

и прожигатель жизни, курит сигары, в общем, плесень, но воспитанная -

угощал индийским чаем со слоном и вафлями "Красный Октябрь". К

советской власти относится критически, а от перестройки ссыт кипятком.

Подписал бумагу, даже не прочитав, что там написано. Поглядим, голубчик,

как ты запоешь, когда тебя жареный петух в жопу клюнет".

Второй раз Общественность пришел в самый неподходящий момент,

когда Будылин привез на дачу свою любовницу Киру. Другой бы вытолкал

старика взашей, а этот назвал его аксакалом, усадил за стол, заставил бабу

налить гостю водки в узбекскую пиалу, угощать халвой и при этом

прикрывать лицо газовым платком, как бай какой-нибудь. Девка, чернявая

такая, смеялась, но все делала, как он говорил. А тот совсем сдурел: положил

на пол подушки, сам уселся по-турецки, усадил гостя, и в таком смешном

положении слушал, как супостаты обносят стеной вековой сосновый бор,

чтобы понастроить там свои коттеджи.

После этого визита в амбарной книге Общественности появилась еще

одна запись: "Шут гороховый, разыгрывал из себя нефтяного шейха. А баба

его ему подыгрывала, но при этом смотрела волчицей. Такой палец в рот не

клади. Жидовка наверно или армянка, уж они своего не упустят".

Уполномоченный ошибался, Кира не была ни еврейкой, ни армянкой,

она была дочерью русской женщины, попавшей в Среднюю Азию во время

эвакуации, да так и застрявшей там навечно, и неизвестного отца. Жгучие

черные глаза и сросшиеся брови говорили о том, что в жилах Киры,

несомненно, текла азиатская кровь, но она это решительно отрицала и, в знак