Рене Баржавель - Голод тигра

И последователи этих последователей, безмерно возвеличив Церковь, возведя гораздо более толстые стены, умножив пристройки, создав тайные укрытия, забыли о горящей в подвале лампе. Поэтому мы и знаем из двух посланий, полученных Моисеем, только то, в котором содержатся приказы или законы. Требования, которые следует выполнять под угрозой наказания.

Моисей в роли проверяющего условия контракта…

Строки, выгравированные на второй таблице, продолжают до наших дней связывать между собой всех людей Запада.

Даже в тех случаях, когда они относятся друг к другу как к омерзительным врагам, когда они с остервенением режут друг друга, ими управляет один и тот же Закон, который сохранился на протяжении тысячелетий и подчинил себе половину мира.

Но Закон — это не Знание.

Заповеди — это не наставления.

Чтобы уроки были эффективны, преподаватель может и должен добиться порядка в своем классе. Но если он тратит все время на то, чтобы дисциплина в классе соблюдалась должным образом вместо того, чтобы передавать ученикам свои знания, он перестает быть учителем и превращается в надсмотрщика.

Что касается Великого Вечного Покоя, который он обещает примерным ученикам за их хорошее поведение и уважительное отношение к главному надзирателю, то кто может принять его всерьез?

Какой интерес будет представлять для кого угодно, в том числе и для него самого, вечная жизнь какого-то Баржавеля или какого-то Дюпона? Вечный Дюпон, нержавеющий, неразрушимый Баржавель — вы способны представить это? Это может соблазнить вас? Вам понравится находиться в компании с ними? Да еще на протяжении вечности?

Это несерьезно.

Может быть, это и имело бы смысл, скажем, для розы…

Но мы знаем, сколько времени они могут продержаться.

Вот хороший пример "словесной привычки", на которую должна обрушиться молния поиска и разума: каким был в самом начале точный смысл выражения "вечная жизнь" до того, как оно было переведено сначала на иврит, затем на греческий, потом на латынь, потом на французский? Несомненно, он сильно отличался от того. который распространился для использования выражения бедными потерянными людьми, которые уже не знают, что такое жизнь и позволяют запугать себя идеей смерти.

Другой пример, с которым мы уже познакомились раньше, это знаменитая сентенция Екклезиаста: "Суета сует и всяческая суета".

Это всего лишь горький вздох, выражение разочарования, грустное замечание о незначительности интереса, который представляют, если подумать, все блага и удовольствия нашего мира.

Это выражение, рассмотренное с этимологической точки зрения и проанализированное с максимальной точностью, представляется нам как утверждение, что мир в том виде, в котором он доступен нашим чувствам, наш мир есть ничто иное, как пустота. Современные ученые констатируют с ужасом, что человек, написавший три тысячи лет тому назад, если не больше, эти строки, знал об этом.

"Пустота в пустоте, и все есть пустота."

Вот что было написано в оригинале. Перечитайте Екклезиаста, придав его фразе этот смысл, а не то неопределенно меланхолическое и не имеющее глубокого содержание обычное значение.

Вы не сможете не увидеть, какую глубину, какой удивительный резонанс приобретает весь текст. И вы сможете оценить, какой деградации он подвергся на протяжении тысячелетий, когда бесчисленное количество раз менялись языки, распространялось невежество и фальсификации.

Это должно быть справедливо по отношению ко всем древним текстам, начиная с первого слова Книги Бытия и кончая последним словом Апокалипсиса.

"И тогда Бог Яхве наслал глубокий сон на мужчину, который заснул. Он вынул у него из груди одно ребро и закрыл плоть на его месте. Потом из ребра, извлеченного из мужчины, Бог Яхве создал женщину…" (Книга Бытия, 2-21, 22)

Заметим прежде всего, что начало этого отрывка является точным описанием хирургической операции: анестезия, собственно операция, закрытие выполненного при операции разреза. Это позволяет предположить, что автор текста, живший пять или шесть тысяч лет тому назад, был членом общества, в котором операции под общей анестезией были делом привычным. Действительно, для изложения того, что он хотел сказать, он мог прибегнуть только к понятиям, понятным его современникам. Это может удивить только тех ученых, которые искренне считают себя первыми действительно цивилизованными людьми, появившимися наконец после длинной последовательности обезьян и дикарей.