Рене Баржавель - Голод тигра

Но жизнь — это еще более сложное явление. Жизнь не бывает пассивной, как электрический ток, это целенаправленная, организующая развивающаяся сила, устанавливающая для всех своих элементов — от клетки до вида — законы, которые никто не может нарушить, неуклонно устремляющаяся ко все более и более высокому уровню сознания и превращающая подобранный ею комок грязи в нобелевскую премию. Жизнь, которая была передана нам и которую мы передали дальше, которая заставит нас умереть, которая продолжается с начала существования Земли будет продолжаться дальше. Жизнь, организующая убийство всего живого, жизнь восхитительная, невыразимая, жестокая, неуловимая, непостижимая…

Мы можем знать о жизни не больше, чем бутылка знает о наполняющем ее вине. Но бутылка, по крайней мере… Вот, наконец, нечто такое, что можно ухватить! Нечто видимое, твердое, тяжелое в крепкой мужской руке! Вот, наконец, хоть что-то осязаемое!

Неужели?

Хорошо знакомая нам материя, "материальная" материя, из которой мы состоим, мы и наш мир, вы и ваша тарелка для супа, и сам суп, и сыр, и ваша жена, и ваш любимый сынишка, и вы сами, дерево моего письменного стола, моя авторучка, моя рука, моя рубашка, мое сердце, все это и все остальное; и все это скользит у вас сквозь пальцы, растворяется, исчезает неуловимым дымком, даже не дымком, а ничем…

Живое или инертное тело, камень, гвоздь или колено, слон или вошь равным образом состоят из молекул, молекулы состоят из атомов, атомы — из частиц, одни из которых собираются в ядро, вокруг которого вращаются другие.

Но это ядро ничтожно мало, и частицы, носящиеся в его окрестностях, еще меньше, так что можно считать, что атом почти целиком состоит из пустоты. Из пустоты. Не из пространства, заполненного какой-то легкой, неуловимой, прозрачной жидкостью, а из пустоты. Из абсолютного нуля. Из ничего.

Подсчитали, что если собрать в одном объеме все населяющие Землю человеческие существа и устранить пустое пространство из слагающих их атомов, то все частицы, из которых состоит человечество, едва заполнят один наперсток.

Один наперсток частиц и огромный объем пустоты чтобы создать три миллиарда людей! Да, кто бы ни был строителем, он умеет экономно расходовать кирпичи!

Но эти кирпичи, эти частицы, этот исходный материал, лежащий в основе материи, достаточно ли он надежен? Является ли он хоть чем-нибудь? Моя рука, мое сердце, дерево моего письменного стола, плечо моего сына — можно ли опереться на все это?

Будьте осторожны. Что касается этих частиц, то те, кто лучше всех изучил их, задаются вопросом, не являются ли они просто порциями движущейся энергии? И не делятся ли они в свою очередь на бесконечно меньшие частицы, также разделенные пустотой, для которых также нет оснований не состоять из более мелких частиц, разделенных пустотой, и эти частицы, какими бы ничтожными они не были, могут состоять все дальше и дальше из более мелких, еще более мелких, еще более мелких…

Все это выглядит достаточно удивительным, достаточно пугающим, но следует добавить, что эти частицы находятся в столь быстром движении, имеющем столь необычные характеристики, что их положение может быть определено лишь с большой долей вероятности. Это означает, что в любой данный момент они находятся не здесь, не в другом месте, а только где-то…

Твоя жена, твое сердце, мой суп, моя рука, ты сам… состоящие из вихрей пустоты, которые никогда не находятся здесь? Суета сует, говорит неизвестный автор Екклесиаста, все есть лишь суета. Вероятно, он сказал это на шумерском языке. Возможно, до того, как началось строительство Вавилонской башни. Потом это было повторено на арамейском, древнееврейском, греческом, латинском:

Суета…

Происходит это слово от Vanus, что означает: ПУСТОТА.

Наука открыла это в свою очередь.

Наперсток, заполненный вихрями пустоты — это человечество.

Разделите наперсток на три миллиарда. Возьмите свою часть. Вот это масса! Это человек. Я.

Я, пишущий эту книгу…

Я, читающий ее…

Я, одна трехмиллиардная содержимого наперстка.

Вот твердая сталь — это пустота, множество вихрей, ничто. А это нож, который есть всего лишь ноль. Вот моя рука, она такая же. И мое сердце… Тем не менее, эта рука-ноль хватает нож, состоящий из пустоты, и вонзает его в сердце, состоящее из ничего…

Ай!

Жизнь, смерть, страдание не помещаются в наперстке.

Мое сердце и нож существуют. Мое сердце потому, что оно кровоточит, нож потому, что вспарывает мою плоть. Мир есть то, что он есть, сложнейшее сооружение силовых вихрей в бесконечности пустоты, но он есть и то, что я ощущаю, вижу, касаюсь, то, что я беру от него и то от него, что сталкивается со мной. Он таков, каким его улавливают мои чувства и каким показывают его мне. Мои чувства… Их так мало. Пять чувств: один-два-три-четыре-пять. И это все.