Петер Хандке - Опыт познания усталости

Никаких отчетов в виде фрагментарных зарисовок, только эпос!

По пыли этой андалусской сельской дороги несколько дней назад передвигался, так же торжественно и медленно, как изваяния скорби и печали, которые носят тут в Андалусии на страстной неделе по улицам, трупик крота, под которым, когда я перевернул его, оказывается, шествовала целая цепочка золотисто-лоснящихся жуков-могильщиков; а как-то перед тем, еще в зимние недели, я присел на корточки на такой же полевой дороге, но в Пиренеях, вот точно так же, как мы сидим сейчас, и смотрел, как падает снег крошечными зернистыми снежинками, неотличимыми, когда они уже легли на землю, от светлых песчинок, но оставлявшими потом, растаяв, своеобразные лужицы, такие темные пятнышки, но совсем иные, чем от капель дождя, гораздо более широкие, неравномерно расположенные, очень медленно впитывающиеся в пыль; а когда-то ребенком, находясь примерно на том же расстоянии от земли, как сейчас мы, когда сидим на корточках, я шел точно по такой же австрийской полевой дороге ранним серым утром с дедушкой, босиком, равно близко к земле и космически далеко от разрозненных кратеров в пыли, образовавшихся от упавших капель летнего дождя, — моя первая, вечно заново повторяющаяся картина познания мира.

Наконец-то в твоих притчах о проявлении усталости не одни лишь масштабы преуменьшенных ценностей вещей, но и человеческая мера! Но почему все время в образе Уставшего только ты, один ты?

Мои самые большие усталости всегда казались мне одновременно и общечеловеческими. В Дутовле на Карсте поздней ночью у стойки бара вспоминали прошлое старики мужчины, и я тоже был вместе с ними на войне. Усталость проецирует на человека, о котором мне ничего не известно, историю его жизни. Эти двое там, с зачесанными назад мокрыми волосами, худыми лицами, потрескавшимися ногтями, в чистеньких рубашках, — сельские рабочие, labradores, которые целый день ишачили где-то в глуши и проделали сюда, в городской бар, долгий путь пешком, в отличие от остальных, стоящих тут же; а вон тот, что в одиночестве проглатывает свою пищу, — чужой здесь, прибыл на заработки в Линарес, на монтажные работы на завод «лэндроверов», и оторван теперь от дома, от семьи; или тот старик, которого я вижу каждодневно за городом, на краю оливковых плантаций: у ног его маленькая собачка, он стоит, упершись локтями в развилину дерева, и печалится о своей умершей жене. Идеально Усталому «будут фантазии», правда, чуть иные, чем, скажем, спящим из Библии или «Одиссеи», которым было видение без всяких сновидений; ему откроется то, что есть наяву. И вот я, если еще и не усталый, то достаточно нахальный, настроен теперь на то, чтобы рассказать мои фантазии, которые «были мне» на самой последней ступеньке моей усталости. На той последней ступеньке сидел усталый Бог, усталый и бессильный, но в своей усталости — на малую толику — еще чуть более усталый, чем любой из смертных, Вездесущий, со взглядом, который, будучи увиденным во временной протяженности мировой истории, дошел бы до сознания увидевших его, был бы признан и принят ими и явил бы тогда собою некую власть.

Хватит о ступеньках! Поговори же наконец о витающей в твоем воображении усталости просто так, как Бог на душу положит, как это случается в суматохе и сумятице жизни.

Спасибо! Именно такая суматоха и сумятица и есть сейчас моя жизнь и мои проблемы. Итак, хвалебная песнь в духе Пиндара [6] Пиндар (ок. 518–442 или 438 до н. э.) — древнегреческий поэт-лирик. , ода — но не Победителю, а Уставшему! Я, например, могу себе представить поклоняющихся Троице пятидесятников, только что принявших Духа, смертельно усталыми людьми. Усталость меньше всего вдохновляет на то, чтобы что-то тут же предпринять, скорее призывает оставить все как есть: ангел, коснувшийся рук спящего и видящего сон-откровение Царя, тогда как остальные «цари» спят в это время беспробудно и без всяких сновидений дальше. Здоровая усталость — она уже сама по себе отдохновение. Иной Усталый подобен Орфею, окруженному сворой диких хищных зверей, которые в конце концов тоже почувствуют себя усталыми и усмирятся. Усталость задает одиночкам тон. Так, Филип Марлоу — еще один частный детектив — проявлял себя в решении сложных дел тем лучше и проницательнее, чем больше бессонных для него ночей нанизывались одна на другую. А усталый Одиссей добился любви царевны Навсикаи. Усталость омолаживает, она делает молодым как никогда. Усталость — это нечто большее, чем собственное маленькое Я. Все становится таким удивительным в ее, усталости, покое; ах, сколь чудесен тот рулон бумаги, который несет под мышкой на удивление спокойный человек вон там, по удивительно тихой calle Cervantes [7] Улица Сервантеса (исп.) ! А теперь картины высшего проявления усталости: тогда, в Пасхальную ночь, во время праздника Воскресения Христова, деревенские старики лежали в церкви, распластавшись на животе, перед гробом, в парчовых багряницах вместо синих рабочих комбинезонов, с загорелыми загривками, иссеченными трудовыми морщинами, как межами промеж полосок земли; умирающая бабушка, в ее тихой усталости от жизни, умиротворившая весь дом и даже своего неукротимого во гневе мужа; и все вечера здесь, в Линаресе, я наблюдаю, как каждый раз устают бесчисленные малолетние детишки, которых взрослые приводят с собой в бар; уже нет больше жажды любопытства, уже их ручонки больше ничего не хватают, лишь только вяло шевелятся пальчики. И нужно ли в придачу к этому еще говорить о том, что даже в таких глубоких картинах усталости запоминается только одно — разлучение?