Анна Исакова - Мой Израиль

И о следовавших за Агранатом верховных судьях можно рассказать много интересного. Люди они были необычные, и каждый внес свою лепту. Так уж повелось: у иудеев судья-шофет с самых древних времен был и предводителем, и, если надо, военачальником, но главное — тем, кто определяет общественную и гражданскую мораль.

Не все согласны, что Верховный суд Израиля должен или имеет право взваливать на себя эту миссию. Тяжелые коллизии по этому поводу возникают чуть ли не ежедневно. Мне вспоминается беседа с долгосрочным членом кнессета и неоднократным министром. Говорили о законе, который на тот момент нельзя было не принять, но который в дальней перспективе мог принести только вред. «Ничего, — утешил меня опытный политик. — Этот закон на все сто процентов „багиц“ (то есть подлежит рассмотрению Высшего суда справедливости). Вот БАГАЦ его и отменит. Знаешь, какую бы ерунду ни придумали мы, народные избранники, в конечном счете суд отменяет ее раньше, чем она успевает нанести непоправимый вред».

Эту власть Верховного суда, служащего еще и конституционным судом при отсутствии конституции, иначе говоря определяющего совместимость любого закона с основными и даже неосновными законами на базе не только буквы, но и духа закона, многие оспаривают, имея на то веские доводы. Дух закона носится по водам, а его интерпретация зависит от людей-судей, каждый из которых, как мы видели, имеет свои особые причины думать так, как он думает, и действовать так, как он действует. Вместе с тем нельзя не подивиться тому, как при этом одна случайность уравновешивает другую, напоминая предвечного червячка Шамира, откусывающего от камня там и тут, в результате чего глыбы ложатся друг на дружку так плотно, что стена эта выстаивает вечность.

Война Йом Кипура связана с массовым возвращением секулярных израильтян к иудаизму. Впрочем, и до той войны отношение к «мекорот» («источникам», или основам иудаизма) было почти повсеместно любовным. Даже кибуцники, все еще шагавшие под четырехпрофильным красным знаменем (Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин), трепетно относились к еврейской старине и изучали священные книги в качестве неопровержимых исторических свидетельств. Не знать источники означало не осознавать себя израильтянином.

Нарочитое пренебрежение левой интеллигенции ко всему, что имеет отношение к иудаизму, это явление более позднее и, возможно, тоже связанное с Войной Йом Кипура. Одни пришли из-за этой войны к иудаизму, другие отошли от него на расстояние, уже не совместимое не только с сионистской идеей, но и вообще с еврейством.

Говорят, каждая война обладает свойством отделять то, что было «до», от того, что стало «после». Относительно двух главных войн XX столетия это можно сказать наверняка. А для урожденных израильтян таким мироощущенческим водоразделом стала именно Война Йом Кипура.

Она началась с ощущения разгрома. Войну удалось выиграть, но сделано это было невероятным народным усилием, сравнимым с чудом. Не диво, что послевоенное смятение умов было всеобщим.

Доктор Z был из урожденных израильтян, отличился в Шестидневную и после Войны Йом Кипура кипел от негодования. Будучи человеком деятельным, он решительно включился в политическую борьбу с опозорившимся режимом рабочей партии МАПАЙ (нынешняя «Авода»). Она погрязла в беспечности и коррупции, а потому довела армию до того, что та едва не проиграла войну, похоронив тем самым сионистскую мечту.

Аргументы Z звучали убедительно, к тому же у меня были старые счеты с социализмом. Я тоже превратилась в пламенного агитатора за партию ДАШ — «истинно демократическую, антикоррупционную и центристскую». Недовольных оказалось в стране намного больше, чем преданных идее социализма. ДАШ набрала 15 мандатов. В результате Менахем Бегин смог создать коалиционное правительство с правым уклоном, впервые без участия МАПАЙ. Это было неслыханно, невиданно и казалось невероятным.

От нежданного успеха кружилась голова. Все вокруг дышало надеждой на большие перемены. И тогда доктор Z ультимативно послал «эту русскую», то есть меня, на курс лекций профессора Йешаяу Лейбовича набираться «израилизма». Несмотря на то что данный профессор уже объявил «этих русских» отребьем, не имеющим ни малейшего отношения к евреям и еврейству.

Рассказываю я все это, чтобы подчеркнуть: тогдашняя популярность Лейбовича во многом зависела от настроений израильского общества. Он был «идолом поколения». Одни были готовы идти за ним в огонь и воду, другие считали врагом нации, подлежащим побиению камнями. Среди интеллигентной публики, голосовавшей за ДАШ, первых было больше.