Диана Виньковецкая - Мой свёкр Арон Виньковеций

На другой день, после «беседы с товарищами», чтобы не возбуждать лишних эмоций и чтобы все продолжали работать, Яков придумал объяснение своему вызову в Большой дом, (так в Ленинграде народ называл дом комитета государственной безопасности, мол такой большой, что из него Сибирь видна) — «сотрудники КГБ консультировались с ним насчёт золотого месторождения, открытого им на секретной территории Сары Шагана.» Золотой запас иврита остался в тайне.

Арон и Рая, родители моего мужа Якова, приняли меня как жену своего сына вполне достойно, как данность, даже не присматривались, хотя наверняка, я не соответствовала их желанию видеть сына женатым на приличной еврейской девушке. А тут оказалась русская насмешница — хохотушка. Моя рязанская бабушка считала всех неправославных — басурманами, и мой муж Яков тоже не совпадал с её желаниями. Басурманин и гойка.

Но Яшины родители любили своего сына больше всего на свете, сильнее всех идеологий, и на меня упали лучи их любви, а моя православная бабка обожала Якова, и говорить с ним о религии было одним из её любимых занятий. Яков, как и его отец, был знатоком Библии и истории религий.

Часто Арон Яковлевич мне казался романтиком, простаком. В памяти сохранилась сценка, как Арон Яковлевич отзывает меня в сторонку и шепчет, чтобы я не носила на кафедру подозрительных книг, думаю — «всего боится», конечно, я и не подозревала, что в это же самое время сам он делает совсем «подозрительное», и ведёт себя мужественно. Арон Яковлевич выбирает риск только для себя, а своих детей пытается оградить, защитить. Долго я не знала, что два его старших брата давно живут в Америке, что он с ними переписывался по каким‑то каналам, что он посещает синагогу, что собирает еврейский фольклор.

Заявление на выезд в Израиль он не подавал, боясь повредить карьере Якова, хотя годы думал об отъезде, и был так рад, узнав, что мы решили покинуть наше Социалистическое Государство. «Я этого давно жду», — сказал Арон Яковлевич и обнял Якова. Нередко казалось, что своего сына Якова он любит больше, чем себя.

Недовольство родительской властью, отчуждение от родителей часто закрывают от нас их сущность, и, оглядываясь назад, вдруг видишь, как ты многое не понимал, не замечал.

Увлечение Арона Яковлевича еврейской народной песней было не случайным, оно шло от деда–кантора, от традиций дома, в котором любили петь, и народные еврейские песни постоянно звучали в его семье. Арон Яковлевич хорошо знал и любил и русские народные песни, которые вдохновенно пел вместе с моими тётками–певуньями на наших семейных встречах — праздниках.

В двадцатые годы в юности Арон Яковлевич работал в еврейской Одесской школе для детей сирот, где не только обучал их грамоте, но и разучивал с ними народные песни. Там он и встретился со своей будущей женой Раей, работавшей в соседнем детском доме, и она стала его другом и помощником на всю жизнь, они прожили вместе более шестидесяти лет. Вот такие бывают соединения!

С молодости Арон Яковлевич собирал пластинки с записью почти всех известных певцов и канторов. В тридцатых годах Арон и Рая были знакомы с Зиновием Ароновичем Кисельгофом, знатоком еврейского национального фольклора, директором еврейского детского дома на Васильевском острове в Ленинграде. Когда в Ленинград приезжал Госет во главе с Михоэлсом и Зускином, то они заезжали за Зиновием, который для них всегда играл и записывал песни Арона Яковлевича. Когда ликвидировали Госет, то Зиновия арестовали и он погиб в лагере.

В начале 20 века в Петербурге существовало общество еврейской народной музыки, которое занималось собиранием, изучением и популяризацией еврейской песни с использованием синагогальной и бытовой еврейской мелодии в практике профессионального композиторского творчества. Активную роль в его создании сыграл Н. А. Римский–Корсаков, который считал, что еврейская музыка замечательная, и ею нужно заниматься. Немаловажное значение имел и тот большой интерес, который проявляли к еврейскому мелосу русские композиторы: «Еврейская песня» Глинки из его музыки к трагедии «Князь Холмский», «Еврейская мелодия» Балакирева, а Мусоргский ввёл подлинную еврейскую мелодию в кантату «Иисус Навин», и эта мелодия в числе других выгравирована на его надгробном памятнике в Александро–Невской лавре. Общество еврейской народной музыки просуществовало до 1919 года, как и многие другие общества, после революции оно было ликвидировано.