А потом опять Яншин «стушевывается». Вот уж кто никогда не «вырывает» у партнеров реплики или «выигрышные места». Для Михаила Михайловича в любой роли хватает собственных «выигрышных мест». Где он их берет? А вот где. В системе Станиславского существует такое определение: разбор всей роли «по мысли». Иными словами актеру предлагается, прежде чем «выпустить» на сцену свой нерв и темперамент, свои аффекты и жесты, досконально разобраться в логике и пьесы, и данной сцены, и собственной роли — в ее целом и в ее проявлениях тут, в разбираемом куске. Ой как часто мы видим даже в отличных спектаклях первоклассных театров таких исполнителей, которые, явно пренебрегая предварительным анализом, и играют, так сказать, «вообще»: на имеющемся у данного артиста темпераменте и обаянии. С Яншиным такое не бывает никогда. И железная логика, осмысленность его сценического поведения нисколько не мешает эмоциональной стороне образа, ситуации, сюжета пьесы. Оказывается, подлинное мышление в разработке поведения героя помогает, а не мешает…
В 1936 году М. М. Яншин ставил мою комедию «Мелкие козыри» в Московском театре сатиры. Естественно, что я изо дня в день наблюдал этот творческий процесс у нашего артиста. Не торопитесь возражать: режиссерский труд-де не совпадает с работою актера. Это мне известно. Но мне пришлось видеть, как скрупулезно анализировал Яншин все перипетии пьесы, все конфликты и взаимоотношения действующих лиц. Он не жалел времени, чтобы и для себя решить окончательно, и актеров убедить в верности пай- денных нм логических кусков каждой сцены. Жизненные примеры-параллели, на которых Яншин обучал исполнителей, были необыкновенно просты и вместе с тем очень выпуклы.
Вспоминаю об этих примерах потому, что они показали мне механику яншинской дотошности в трактовке ролей. В результате разбора и общепонятных иллюстраций скелет ролей, скелет данного эпизода выяснен предельно. Теперь можно облекать этот скелет в интонации живой речи, в мизансцены, в мимику и жесты, в красноречивые паузы, в поступки и аффекты…
Кропотливо? Очень. Но необходимо. Это мы видим по той благодатной ясности, какую дает метод действенного анализа игре артиста Яншина. (Конечно, в данном методе Яншин отнюдь не монополист, но один из лучших мастеров.)
И. М. Москвин написал, что ему сильно помогали детские впечатления от старой Москвы конца прошлого века во всех ролях, где нужны были сведения о прошлом, чувство стиля XIX века или даже древней Руси (например, в трагедии А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович»). Жизнь в Китай-городе семидесятых и восьмидесятых годов рядом со знаменитой Иверской часовней, встречи со странниками и странницами, с монахами и купцами глубоко запали в душу ребенка, а когда он вырос, дали великому артисту богатейший и вполне конкретный материал для Луки и царя Федора, для Мамаева и Хлынова. А где Яншин почерпнул познания, нужные для тех же образов?
Михаил Михайлович ссылается на свое детство — московское и в маленьком городке Юхнове; на литературу и живопись, где запечатлены картины дореволюционной действительности. Даже на музыку, ибо она многое говорит о времени, к которому относится. Добавим сюда и то удивительное чувство стиля, о коем уже сказано, и мы постигнем, как добивается Яншин успехов в ролях, так сказать, старинных…
Ну, а советские, современные роли? Конечно, недостатка в жизненных наблюдениях тут не может быть у вдумчивого артиста. Но возникает иной — более глубокий вопрос: о нравственной и социальной основе всего творчества М. М. Яншина. Мы имеем в виду его миросозерцание вообще и отношение к тем или иным сторонам действительности. Ведь только верное и глубокое основание этих фундаментальных, что ли, позиций придают ценность конкретному решению роли, ее рисунку и деталям, интонации и нюансам…
В свое время Влас Дорошевич написал о М. Н. Ермоловой, что она в каждой роли была адвокатом той женщины, которую играла на сцене. Для трагической артистки это естественно. Но актер характерный обязан быть либо адвокатом, либо обвинителем — в зависимости от моральной и социальной сути человека, которого изображает в спектакле. Мы знаем и таких лицедеев, которые не только не доходят до данной стадии охвата роли, но и просто не понимают толком, какие слова они произносят на сцене. А вот Яншин всегда точно представляет себе, прокурор он сегодня или защитник своего героя… В иных ролях приходится совмещать обе эти функции судебного процесса. И тогда мы имеем дело именно с артистом-судьей: он воздает справедливо и за грехи, и за добрые дела. Да, без справедливости играть мало-мальски значительный человеческий образ невозможно. Яншину в высокой степени свойственна эта гражданственность искусства.
Читать дальше