Т. РЕВЯКО - УБИЙЦЫ И МАНЬЯКИ

И гут она «сломалась». Попросила воды и, обливаясь слезами, начала рассказывать все с самого начала. Ее исповедь, записывавшаяся на магнитофон, началась в десять часов вечера и закончилась в 7 часов 33 минуты утром следующего дня.

Во всех подробностях рассказала она о той самой страшной сцене в лесу. О том, как, кончив свои сексуальные издевательства над девочкой, Уоттс сказал: «Вот и все кончено. Все!»

«Ну, теперь-то мы можем, наконец, оставить ее и ехать домой?» — спросила Бек, на что Уоттс, матерно выругавшись, ответил: «Дура! Как же я могу оставить ее здесь живой? Для того, чтобы она меня выдала?»

Уоттс заставил Шиан одеться. После этого связал веревкой ей руки и ноги и положил на землю лицом вниз. Взял у Бек ремень и, накинув девочке на шею, стал его затягивать.

«Мне больно!» — сказала она. Уоттс стал коленом ей на спину и затянул ремень изо всех сил.

«Я не смогу забыть этого никогда! — всхлипывала Бек, говоря о последних секундах жизни Шиан. — Этот страшный звук! Он будет преследовать меня до конца дней!..»

Перевернув задушенную девочку лицом вверх, Уоттс взял нож и начал исступленно кромсать уже безжизненное тело.

Устав, встал, отряхнул грязь, отволок труп Шиан в сторону и бросил в кусты…

Когда протокол этих показаний предъявили Уоттсу, он сказал: «Все это слова. Вам нужно будет еще доказать, что это правда».

С тайным агентом полиции, которого под видом арестанта-сокамерника подсаживали к Уоттсу, чтобы получить какую-нибудь дополнительную информацию, после окончания его миссии произошел нервный срыв. Он раньше срока подал в отставку по причине полного расстройства здоровья. «Главная причина этого, — сказал он, — это то, что я узнал и пережил в ходе следствия по делу об убийстве Шиан Кинги».

Приговор суда гласил: Велмэ Бек — 3 года тюрьмы за похищение, 10 лет за изнасилование, пожизненное заключение за умышленное убийство.

Барри Джон Уоттс — 3 года тюрьмы за похищение, 15 лет за изнасилование и пожизненное заключение за умышленное убийство. На тюремном деле Уоттса, кроме того, поставлен штамп: «Не подлежит освобождению никогда».

(«КОД», 1995, N 41)

Еще не было девяти часов утра, а Олег Свиридович уже «остаканился». Поднесла родная матушка. Очевидно, на радостях, что сыночек остался дома, не пошел на работу, вняв се просьбе помочь убрать картошку. Сама родительница тоже хватила спиртного. А потом, доказывая свой вовсе не жадный характер, налила чарочку и муженьку.

Начало уборочной страде вроде бы было положено. Однако какой тут к черчу картофель, когда батя, хитро подмигнув, достал… бутылку неразведениого спирта. Процесс пошел активно и был остановлен волевым решением главы семейства лишь когда на донышке бутылки осталась всего пара капель горячительного. Довод вроде бы выдвигался убедительный: пусть, мол, сохранится на опохмелку. Так или иначе, вся благородная семейка (исключение составила только невеста Олега Галина, наотрез отказавшаяся пить с утра пораньше) была достаточно заправлена спиртным и готова вести битву за урожай.

Однако в тот день ни один клубень так и не был выкопан.

Олег утверждает, что первым ссору затеял отец, а он только защищался. Отец же… Отец хранит глубочайшее молчание, покоясь на глубине полутора метров на деревенском кладбище.

Спор разгорелся, как говорят, на ровном месте. Когда мать вышла из дома готовит!) к уборке мешки, отец с сыном стали выяснять, кто из них более уважаемый человек. Выходило, что отец. Родитель в этой связи приводил веский аргумент он ни разу не сидел на парах в отличие от Олега, который трижды садился на казенные харчишки. Разговор принял крутой поворот, и, чтобы стереть нанесенные оскорбления, сыночек пнул папашку в пах. Тот согнулся пополам, после чего отпрыск, очевидно, прошедший хорошую практику в известных местах, врезал совсем не детской ножкой в челюсть близкого человека. Как потом установила экспертиза, ударчик получился такой, что у бедного папаши были сломаны хрящи гортани и подъязычная кость. Так что молить о пощаде родитель уже не мог.

Мать бегом возвратилась в избу, услышав истошный крик Олега: «Я тебя убью!» Вслед за этим следовал набор не ахти оригинальных словосочетаний.

Картину мать увидела страшную. В крови, не в состоянии повернуться и уклониться от ударов, на полу лежал муж, а сын исступленно наносил один за одним удары беспомощному телу.

— Сыночек, остановись, что же ты делаешь? — завопила она, в отчаянии бросаясь на защиту мужа,