Татьяна Ревяко: Серийные преступления

«Когда приходишь в тюрьму повидать смертников, тебя запирают с ними в камере. Ты с ними один на один часами», — рассказывает рок-певец Дон Маклауд, выступающий под псевдонимом Кровавое месиво. Сам Кровавое месиво подружился с убийцей по имени Джон. Не то чтобы Кровавое месиво одобрял его поступки, просто рок-певцу понравилось, что Джон, сидя в камере смертников, ни на кого не держит зла, да и вообще люди зэка мало занимали.

Джон Гейси — приятель Кровавого месива — был приговорен к смертной казни после того, как под полом его кухни было обнаружено 29 изуродованных трупов. Рок-певец именно Джона Гейси попросил оформить обложку для его первого компакт-диска. Общение с массовыми убийцами приносит Кровавому месиву музыкальное вдохновение. По мнению музыканта, они, как посланцы дьявола на земле, — одновременно омерзительны и притягательны.

Вдохновение вдохновением, но Кровавое месиво за смертную казнь. «Если бы мне дали возможность, я бы их всех одним махом отправил к праотцам», — говорит он.

О садисте-убийце Гае Калигуле повествует в своей книге «Жизнь двенадцати цезарей» античный историк Гай Светоний Транквилл. Здесь описаны некоторые из преступлений этого цезаря.

«Свирепость своего нрава обнаружил он яснее всего вот какими поступками. Когда вздорожал скот, которым откармливали диких зверей для зрелищ, он велел бросить им на растерзание преступников; и, обходя для этого тюрьмы, он не смотрел, кто в чем виноват, а прямо приказывал, стоя в дверях, забирать всех, „от лысого до лысого“. От человека, который обещал биться гладиатором за его выздоровление, он потребовал исполнение обета, сам смотрел, как он сражался, и отпустил его лишь победителем, да и то после долгих просьб. Того, кто поклялся отдать жизнь за него, но медлил, он отдал своим рабам — прогнать его по улицам в венках и жертвенных повязках, а потом во исполнение обета сбросить с раската. Многих граждан из первых сословий он, заклеймив раскаленным железом, сослал на рудничные или дорожные работы, или бросил диким зверям, или самих, как зверей, посадил на четвереньки в клетках, или перепилил пополам пилой, — и не за тяжкие провинности, а часто лишь за то, что они плохо отозвались о его зрелищах или никогда не клялись его гением. Отцов он заставлял присутствовать при казни сыновей; за одним из них он послал носилки, когда тот попробовал уклониться по нездоровью; другого он тотчас после зрелища казни пригласил к столу и всяческими любезностями принуждал шутить и веселиться. Надсмотрщика над гладиаторскими битвами и травлями он велел несколько дней подряд бить цепями у себя на глазах и умертвил не раньше, чем почувствовал вонь гниющего мозга. Сочинителя ателлан за стишок с двусмысленной шуткой он сжег на костре посреди амфитеатра. Один римский всадник, брошенный диким зверям, не переставал кричать, что он невинен; он вернул его, отсек ему язык и снова прогнал на арену. Изгнанника, возвращенного из давней ссылки, он спрашивал, чем он там занимался; тот льстиво ответил: „Неустанно молил богов, чтобы Тиберий умер и ты стал императором, как и сбылось“. Тогда он подумал, что и ему его ссыльные молят смерти, и послал по островам солдат, чтобы их всех перебить. Замыслив разорвать на части одного сенатора, он подкупил несколько человек напасть на него при входе в курию с криками „враг отечества!“, пронзить его грифелями и бросить на растерзание остальным сенаторам; и он насытился только тогда, когда увидел, как члены и внутренности убитого проволокли по улицам и свалили грудою перед ним.

Чудовищность поступков он усугублял жестокостью слов. Лучшей и похвальнейшей чертой его нрава считал он, по собственному выражению, невозмутимость, то есть бесстыдство. Увещаний своей бабки Антонии он не только не слушал, но даже сказал ей: „Не забывай, что я могу сделать что угодно и с кем угодно!“ Собираясь казнить брата, который будто бы принимал лекарства из страха отравы, он воскликнул: „Как? Противоядия — против Цезаря?“ Сосланным сестрам он грозил, что у него есть не только острова, но и мечи. Сенатор преторского звания, уехавший лечиться в Антикиру, несколько раз просил отсрочить ему возвращение; Гай приказал его убить, заявив, что если не помогает чемерица, то необходимо кровопускание. Каждый десятый день, подписывая перечень заключенных, посылаемых на казнь, он говорил, что сводит свои счеты. Казнив одновременно нескольких галлов и греков, он хвастался, что покорил Галлогрецию. Казнить человека он всегда требовал мелкими частыми ударами, повторяя свой знаменитый приказ: „Бей, чтобы он чувствовал, что умирает!“ Когда по ошибке был казнен вместо нужного человека другой с тем же именем, он воскликнул: „И этот того стоил“. Он постоянно повторял известные слова трагедии: