Елена Кнорре - Загадки Сфинкса

В нашей стране первый удар набата прозвучал в 1986 году, когда были выявлены двое больных советских граждан — тридцатилетний мужчина, гомосексуалист, как выяснилось, заразившийся в одной из африканских стран, и двенадцатилетняя девочка, страдавшая заболеванием, требующим многократного переливания крови. Общественность насторожилась, но быстро успокоилась и выкинула из головы «эти страсти». Даже случай с несчастной девочкой не смог поколебать каменного безразличия к тому, что «меня не касается». Тем более что в мозги десятилетиями вдалбливали убеждение: «У нас все замечательно, а все плохое только „у них“». Атрофированное нравственное чувство, осмеянное, обруганное столь естественное для человека чувство жалости и сострадание к чужой беде тоже сыграли свою роль. Кто в первую очередь заражается и гибнет от СПИДа? Социальные группы риска — наркоманы, пользующиеся нестерильным шприцем, передаваемым из рук в руки, проститутки, поскольку вирус ВИЧ распространяется только и исключительно двумя путями: через кровь и при интимной близости. Ну и пусть, так им и надо! Чего их жалеть? Общество без них только здоровее станет! Ох, как слепа, жестока и опасна эта мораль лавочников и недоумков! Не из нее ли произрастают корни всех массовых преступлений, «черных пятен» истории человеческой от мглы веков до наших дней: варварское истребление первых христиан, костры и пытки инквизиции, зверства и разрушения религиозных, региональных и мировых войн, извращенная жестокость фашизма, чудовищный садизм сталинских карательных органов и лагерей, когда понятие «чужой» применялось для истребления собственного народа. И сегодня воинствующий национализм разве не от тех же корней произрос и питается?

Поразительна устойчивая слепота общественного сознания. Почему-то каждое новое поколение каждого народа готово осудить и даже проклясть ошибки прошлого, но только не извлечь из них урок, чтобы не повторить ни подобных ошибок, ни причин, их породивших. Презрительно отмахнувшись от опыта предков, уроков истории, все норовят набить собственные шишки, хотя платят за них разорением, бедствиями, даже жизнью своих детей. Ничто не ново в этом мире. Все уже было. Каждый раз, с каждым новым витком времени все дружно отметают выстраданную народами очевидную истину: всякая агрессия, всякая жестокость, всякое зверство чревато бедою и для того, кто их совершает. Подобно бумерангу, зло, возвращаясь, беспощадно бьет по творящему его.

«Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом…». Не пора ли, хотя бы из чувства самосохранения, внять библейскому откровению, сконцентрировавшему мудрость времен и народов?

Нравственное и социальное здоровье любого общества во многом определяют по его отношению к немощным, несчастным и детям. К тем, кто нуждается в поддержке, сострадании, благодеяниях. Нищете материальной нетрудно помочь. Нищете нравственной и моральной — невозможно.

СПИД оказался не только медицинской заботой и тревогой. Словно фокус линзы, он собрал воедино и заострил проблемы социальные, психологические, моральные. Мы взглянули наконец в глаза страшной правде, когда осенью 1988 года узнали о судьбе ленинградки Ольги Гаевской. Еще студенткой третьего курса престижного института двадцатилетняя Ольга предпочла вечерним бдениям за книгами, унылому безденежью и бесконечным долгам «до стипендии» привольную «сладкую» жизнь ресторанов и интуристовских отелей. Приятельница как-то познакомила ее с иностранными гостями — разные люди с разными целями наезжают в этот изумительной красоты город, — и Ольга, жадная, как многие в таком возрасте, до развлечений, тряпок с «лейблами», пустилась в древний промысел, чьи служительницы романтично именуются ныне «интердевочки». Что она при этом думала и переживала, уже никто никогда не узнает. Внешне все катилось без особых осложнений и неприятностей. Привычно переползала из одной гостиничной постели в другую, стала, правда, иногда напиваться «до отключки», зато щеголяла в экзотических одежках, раскатывала на такси, ни в чем себе не отказывала. Ну, задержала как-то милиция за нарушение правил пребывания в гостинице, ну, разок, весной 1985 года, когда сильно перебрала, рвало прямо за столиком, а собутыльники удрали, подралась с официантом, который пытался вывести из зала, досталось и вызванному милиционеру. Попала в отделение, поставили на учет. Ерунда все. Распускаться не надо. С той поры иностранные клиенты посещали ее только на дому, в глубокой тайне. Напивалась тоже втихую. Через год с учета сняли, никто ею больше не интересовался: поди докажи, что она такая-разэдакая… И вдруг Ольга занемогла. То болело горло, то появлялись какие-то отвратительные нарывы, терзал надрывный кашель, часто поднималась температура. В поликлинике лечили то от ангины, то от катара верхних дыхательных путей, но облегчение длилось несколько дней, потом становилось еще хуже. За короткое время Ольга стала неузнаваема: похудела на 12 килограммов, еле двигалась, смазливое личико превратилось в уродливую маску, волосы висели свалявшимися клочьями, скулы обтягивала серо-желтая пергаментная кожа. Она выглядела на все пятьдесят, эта двадцатидевятилетняя женщина. Пришлось лечь в больницу. Первый анализ крови на СПИД дал отрицательный ответ. Подтвердили диагноз — острая пневмония. Ее старательно лечили, делали уколы теми же шприцами, что и другим больным, она лежала на общих условиях. Муки, которые ей довелось испытать, представить невозможно. И вот пришла смерть. Только тогда был получен результат повторного анализа, однозначно утвердивший настоящее заболевание Ольги — СПИД.