Самаэль Веор - За пределами смерти

В слабых отблесках пламени Элифас заметил большой круглый стол, который стоял в центре комнаты, а на нем возвышалось перевернутое распятие — символ фаллоса. Рядом со столом стоял невысокий худой человек. «Это мой слуга, — прошептал аббат. — Вы же знаете, что для таких заклинаний необходимо число три. Начинайте первый призыв». Эта просьба со стороны аббата была не просто актом вежливости, так как силы срединной зоны могли рассердиться и отомстить хозяину дома, даже убить его, если бы он нарушил гармонию их сферы некомпетентным вмешательством.

Эта уступка, то есть обращение за помощью к другу, подтвердила предположение Элифаса о том, что аббат был мастером магии высшего класса. И это предположение было действительно обоснованным. Если кто и мог успешно осуществить это без страха, с ясным умом и чистым сердцем, и с волей, закаленной многочисленными испытаниями, древнейшими церемониями священной магии, то это был он, человек, который в царстве духов обладал такой же властью, как и среди своих воплощенных существ и адептов.

Под пеленой дыма Элифас инстинктивно протянул руку влево — там должен был находиться сосуд со святой водой, которую необходимо было взять из цистерны в полнолуние и бодрствуя, молиться над ней в течение двадцати одной ночи. Теперь он окропил этой водой четыре угла комнаты. Аббат выполнял работу служки и размахивал кадилом. В дыму начали вырисовываться странные фигуры, и в то же время им показалось, как будто снизу пошел ледяной холод, который проникал до корней волос, и стало трудно дышать.

Элифас Леви теперь произносил слова призыва с еще большей силой. Внезапно показалось, что стены комнаты разошлись, и перед ними разверзлась бездна, готовая их поглотить. Это была бесконечная звёздная бездна, в которой сверкали яркие вспышки. Участники действия закрыли глаза, чтобы не обидеть бестактным взглядом призванного духа. Леви громко спросил причину болезни герцогини Милдред. Ответа не последовало. Клубы дыма сгустились так, что можно было лишиться чувств. Элифас бросился было к окну, но вдруг услышал голос, сильный и резонирующий, который, казалось, исходил из глубины его самого и заполнял всю его душу. То, что ему прокричал голос, было настолько пугающим, что его ноги отказались ему подчиняться, и он остался стоять как вкопанный на том месте, где был.

Теперь уже аббат рядом с ним ринулся к окну, но его дрожащие обессиленные руки не смогли открыть засов. Слуга, который принимал пассивное участие в призыве, лежал на полу без сознания.

Элифас наконец вышел из оцепенения и разбил стекло с распятием, с наслаждением поглощая свежий ночной воздух. Аббат тоже был с ним, но больше досталось Элифасу, который, можно сказать, окунул свою горячую голову во влажный туман. Все его тело содрогалось от страшного обвинения, которое недвусмысленно выдвинул ему таинственный дух. Когда Элифас наконец немного пришел в себя, он вернулся в комнату. Дым за это время расселся, и лампадка продолжала слабо гореть. Аббат, смертельно бледный, смотрел на Элифаса расширенными зрачками и пролепетал: «Вы действительно виновны, мой друг? Не могу поверить!»

— Так вы слышали ответ духа?

Аббат подавленно кивнул головой в знак согласия: «Да…» — еле слышно пробормотал он.

— Клянусь вам, — заявил с пылом Леви, — что я брал символ чистыми руками, что я никогда в жизни не совершал преступления! Клянусь вам, что я не запятнан кровью!

Сказав это, он подошел поближе к лампе, так что ее огонь полностью осветил его. Тут аббат в ужасе указал пальцем на подбородок и воротник рубашки Элифаса. «Там… посмотрите на себя в зеркало… — сказал он, взяв друга за руку и подведя его к большому настенному зеркалу, которое висело в соседней комнате. И тогда Элифас заметил на своем подбородке царапину с несколькими высохшими каплями крови. Еще несколько капель было у него на рубашке. Должно быть, он порезался, когда в спешке брился… Теперь можно было легко объяснить ответ духа: «Я не буду говорить с тем, кто испачкан кровью».

Леви почувствовал, как у него гора свалилась с плеч. Аббат же, казалось, расстроился еще больше и упал на диван. Он судорожно дергал плечами и закрывал руками лицо. Леви попытался успокоить старика, но тот не слушал его: «Речь идет о бедной Милдред. Ее жизнь угасает с каждым часом. Раз так не получилось, мы могли бы вызвать духа еще раз через шестьдесят три дня со всеми необходимыми подношениями и молитвами… но это слишком долго, за это время Милдред умрет!»