Алексей Кулаков - Поиск собственного содержания, или Пирожки с начинкой из потенциальных бабочек

Я говорю вот что: понятно, что трансформация должна иметь артефакт. Что такое хороший проект? Что такое искусство? Это артефакт, фиксирующий вашу трансформацию. Если трансформация произошла, но форма не нашла выхода, у вас не будет замыкания, потому что у вас не будет зрителя, который на это посмотрит и который будет способен из вашей формы ваше содержание забрать. Вам нужен медиатор. Искусство — медиатор вашей трансформации. Недостаточно только почувствовать в себе возможность. В ролевых играх есть такой сленговый термин. Ругательный. Называется он ОБВН. Очень богатый внутренний мир. Это когда игрок сидит на полянке и думает: «Охренеть, какие во мне трансформации происходят! Я буду сидеть на пне всю игру». Так — не работает. У вас должна быть внешняя штука. Я просто говорю вот что: нельзя изменить мир, не изменив себя, и нельзя изменить себя, не замкнув это изменение об окружающих. Мы социальные животные. Нам нужен зритель и слушатель. Понимаете?

— Все-таки это не самоцель…

— Смотрите. Я, наверное, в целом достаточно эгоистичный человек. Я хочу быть живым. Я чувствую, что я жив, когда трансформируюсь. Для меня ценность в этом. Я чувствую, что во мне горячая красная кровь. Понимаете? Но чтобы это почувствовать, я должен иметь внешние цели. Нельзя трансформироваться, медитируя на пупок. Я не верю в такое. Чтобы быть живым, вам нужно хотеть что-то во внешнем мире. Поэтому — нет, это не самоцель. В каждом моменте. Это симптом. Вы живые, если трансформируетесь, вы чувствуете, что с вами что-то происходит. Но каждый конкретный раз, чтобы почувствовать, что с вами что-то происходит, нужно хотеть что-то для них. А то ничего не произойдет.

— Однажды я решил разобраться с тем, как построены анекдоты, чтобы использовать это в коммуникации. Все, чем я по жизни занимаюсь, — это формы организации диалога. Потому что моя личная базовая ценность — диалог. Я люблю, когда люди друг друга меняют. И участвуют со мной в диалоге так, чтобы я тоже менялся. Я думаю, что вы уже догадываетесь — почему.

И я пошел за практиками каких-то таких изменений в соседние предметные области — я занимаюсь играми и интерфейсами — и пошел и посмотрел, как это сделано в театре и у стендап, у комиков. И в анекдотах. И у меня есть такой вывод, что вам становится смешно или грустно, когда у вас возникает внезапная разрядка после напряжения. Квант, итерация между художником и зрителем, между слушателем анекдота и его рассказчиком в том, что вам создали такое потенциальное напряжение, а потом оно резко упало и вы такие: ха-ха-ха.

Соответственно, напряжение возникает у публики, а артист обеспечивает разрядку. В выступлении своем. Между ними находится материал. В наших с вами историях это проект. У меня это иногда — интерфейс. Я сейчас говорю про креативные всякие штуки — когда мы делаем интерфейс для системы обучения, мы не этим занимаемся. Хотя можно на это и так тоже смотреть — это я долго буду рассказывать…

В общем, есть медиатор. Между публикой и артистом. Есть автор проекта и аудитория проекта. Автор проекта должен создать в аудитории ситуацию, когда она напряглась, а потом с помощью его проекта получила внезапное освобождение. Чтобы это сделать, ребята, которые занимаются стендапом, используют вот такую триаду.

Этот материал должен быть актуальным для публики. Артист должен показать в этой актуальности что-то для себя новое и неожиданное. И обычно, чтобы это было смешно, нужно это показать через парадокс. Нам смешно от радости познания — мы очень быстро понимаем что-то новое и неожиданное и облегченно выдыхаем. Это смех.

Обычно, когда вы делаете проект, у вас проблема с новизной. Когда на клубе менторов я слушаю спичи людей, которые заявляют проекты, чаще всего бывает такое: человек думает, что у него с новизной нет проблем, что он каждое утро рождает новую идею. Обычно это означает, что он не занимается исследованием рынка и вообще не проверял, делал ли кто-нибудь такое же. Когда человек думает, что он сделал что-нибудь новое, это значит, что он просто не разбирается в предметной области.

И это все приходит в этом случае вот в такую вот триаду, отраженную. Вместо новизны — банальность. Вместо парадокса — стереотип, клише. И вместо актуальности — отсебятина. Когда человек говорит что-то, он как бы говорит от себя, а вы ему: «Ну, ладно… хватит зачесывать».

Чтобы это работало, нужно вот что. Во-первых, нужно уметь чувствовать собственную боль в аудитории. Это мой базовый прием. Я не смог бы прочитать этот доклад, если бы вас здесь не было. Я не мог бы вот так тут ходить, распинаться, говорить что-то, потому что мне было бы некому. Я не умею говорить камере. Потому что я не умею чувствовать боль аудитории через объектив. Актеров специально учат, я не умею. Артист должен найти боль аудитории. Автор проекта должен найти боль потребителя. Чтобы не было банальности — ей противопоставляется искренность. То, что вы говорите, вы говорите из себя. Своими словами. Они могут быть корявыми, но они должны быть вашими, родными. Они должны быть из вас. Меня поэтому всегда так высаживает копирайтинг. Я не могу себе в студию найти копирайтера, хотя мне надо сильно, потому что чуваки пишут очень гладкие тексты — ну на хрен они уперлись вообще?! Они не работают. Всякий раз берешь креативный текст и думаешь: «Е-мое, господи, почему такой канцелярит ужасный?! Ты же говоришь вслух по-человечески — почему же ты пишешь как урод?» Я стараюсь сделать так, чтобы в тексте был человек, а не правила.