Анна Кирьянова - Ведерко мороженого и другие истории о подлинном счастье

Унижение – пытка. Раньше к позорному столбу привязывали, а прохожие бросали камнями и грязью в осужденного. Иногда камнями до смерти забивали; а иногда человек умирал от унижения. «Ты никчемное существо, посмешище, урод!» – это унижение. «Я с тобой живу из жалости!», «посмотрите на него; что он о себе возомнил?» – это пытка.

И депривация чувств – пытка. Можно посадить человека в темную комнату, куда ни звука не доносится. В пустую темную, наглухо закрытую комнату надолго посадить – и он с ума сойдет. Если долго человека не обнимать и не прикасаться к нему – он будет сидеть в темной пустой комнате. И заболеет от истязания, хотя его никто не трогал! Пальцем не прикоснулся!

Психологических пыток много. И официально они признаны и запрещены. Но палачей немало. Вполне достойных на вид садистов, которые пытают кого-то дома и на работе. Долго, регулярно, со вкусом… И считают себя хорошими людьми, правильными, искренними. Подальше от них! И особенно детей надо беречь – дети палачам нравятся, они беззащитные. И надо защищать своих детей и самим защищаться. И уходить. Потому что палача не перевоспитаешь…

нападали. Покушались. Причем много раз. Поэт один разозлился, что его вирши не понравились, и из пистолета пальнул. Маньяк тростью по лицу ударил. Масса случаев была. Но Виктория, хоть и огорчалась, хоть и требовала сурового наказания для агрессоров, которые хотели ее убить, в целом стойко переносила нападения. И долго-долго правила Британией. И сказала так: «Знаете, зачем на вас нападают? А чтобы вы увидели, кто вас любит!»

После каждого нападения Викторию поддерживали и защищали. Всей страной. Она была хорошей королевой для тех времен. И после каждого покушения друзей становилось все больше. И было видно, кто истинный друг, а кто – заносчивый поэт с дикими виршами. И формировалось дружеское окружение, без которого невозможно управлять страной. В детстве у Виктории не было друзей. А в зрелости стало много вокруг нее любящих сердец. И нападения весьма этому способствовали. Вот для этого на нас нападают – чтобы мы увидели, кто нас любит. Обычно это незаметно как-то… «В нас стреляют, чтобы мы увидели, как нас любят!» – так сказала королева Виктория…

на кухне обычно собирается семья, и друзья потихоньку переходят из комнат туда, если в гости придут. «Мы с тобой на кухне посидим», – писал Мандельштам своей жене-Щелкунчику. Веками люди на кухне собирались перед очагом, даже богачи в роскошных замках. Это для синхронизации. Это инстинкт. Так древнее племя собиралось у костра. Один рассказывал, другие слушали. Это для синхронизации собирались. Для выживания. Так птицы собираются в стаи, рыбы в косяки, антилопы в стада, пчелы и муравьи – в семьи, в колонии. И появлялись коллективный разум и новая энергия. Что-то чудесное происходило. Появлялись новые возможности и силы. И безопасность. Вот для этого мы инстинктивно собираемся с близкими на кухне. Веками, тысячелетиями собираемся у очага. Чтобы обрести силы и выжить. И лететь, плыть, идти к цели вместе, поддерживая друг друга. Выживут те, кто умеет синхронизироваться. На кухне, на странице в Сети, – где угодно, где горит очаг, где можно говорить и слушать. И быть собой и одновременно быть частью целого, обретая новые силы… Иногда так важно побыть вместе – просто побыть.

длинное, до полу, с кружевом, синее, как море на глубине, – его надела одна девушка, и жизнь ее изменилась. Так себе была жизнь. Она работала в скучной организации, получала копейки, жила с мамой в маленьком городе. Все делала правильно. Хорошая девушка, правильная и тихая. Только ей очень хотелось любви, но ее просто не замечали. Замечали иногда разные мужчины, изредка. Но не те. И не с теми намерениями. Она деликатно отказывалась от общения; они равнодушно проходили мимо. Много ведь таких девушек в сереньких пальто и костюмчиках сереньких…

А что-то в ней было. Было! И я ей посоветовала сделать фотосессию. Накопить денег и сделать. Только такую, костюмную. Где можно выбрать платье необычное, такое, какое не носят в будни. И макияж, и прическу – все можно выбрать, как в театре, для главной роли. Раз в жизни можно такое себе позволить. Тем более в ее городке фотографов было много, а цены – небольшие. Мало кто заказывал костюмированную фотосессию.

И вот она выбрала синее платье. Оно, конечно, было из дешевой китайской материи с фабричными кружевами. Ну и что? Зато цвет был настоящий, удивительно синий. И на фотографии ведь не видно качества материи и торчащие ниточки. А видно только удивительную красавицу с роскошными волосами и синими-синими глазами в синем-синем платье старинном. Как в девятнадцатом веке. Невероятную красавицу с тонкими чертами, с бледным задумчивым лицом, с изящными руками и крошечными ножками. И видно лебединую шею, наклон головы, тонкую талию… Видно тело ее души. Ее истинную натуру в синем платье. Это были восхитительные фотографии. Она плакала, когда показывала, – я знаю почему. Она сама себя впервые увидела и узнала. Какая она, кто она и кто ей нужен…