Борис Жук - Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым

Я ощутил твёрдую почву под ногами и устроился с максимальным удобством – старался брать на себя поменьше обязанностей и умело перекладывать большую часть работы на подчинённых. Приходил стабильно на час позже положенного, в обед гулял по полтора-два часа, покупал на рынке свежие овощи и фрукты, много и вкусно ел весь оставшийся день. Подсел на бесплатный офисный кофе из кофе-машины. Активно выпивал на случавшихся иногда днях рождения. Сидел на рабочем месте в позе лотоса и казался самому себе просто офигительным.

Общался я в основном с Прохором. На день рождения моего будущего коллеги по игродельному цеху мы изрядно надрались мартини прямо на рабочем месте, пряча бутылку от посторонних глаз за монитором, и пошли гулять в парк. Кидались снегом; влезли в какой-то подлежащий не то сносу, не то реставрации старый дом, где во всю орудовали строители; ходили там под видом «директоров»; залезли на чердак… А совсем разгорячившись, я пробежался по капотам ряда припаркованных машин – удивительно, что они выдержали мой вес, и ни одна сигнализация не сработала.

В это же время, открыл для себя Луркмор, имиджборды и подолгу там зависал. Вообще много сёрфил по интернету, потребляя уйму музыки, кино, книг. Заинтересовался программным звуковым синтезом.

Под мою опеку посадили троих студентов. Так же как для меня в начале карьеры, для них не нашлось проекта, поэтому они сидели и оттачивали свои навыки во Flex, реализуя задумки, которые возникали у меня по ходу работы на нашем проекте, но до которых не доходили руки. Парни оказались смышлёными и «командовать» ими было одно удовольствие – просто мечта для генератора идей вроде меня!

Я купил хороший диктофон с четырьмя конденсаторными микрофонами и постоянно носил его с собой, записывая звуковые полотна и короткие «звучки» для моей экспериментальной музыки. Мне хотелось совместить интересное дело с полезными для здоровья прогулками на свежем воздухе. Я стал бродить вблизи строек и промзон в поисках вдохновения.

И даже нашёл источник «гудения», которое мне с самого детства нравилось слушать по утрам, – им оказалась железнодорожная сортировочная горка. Рядом с ней, на значительном углублении, расположен обширный коллектор. Там, внизу, звуки всего остального города исчезают – слышны лишь водопадики сточных труб, гул и позвякивание вагонов. Это место очень полюбилось мне. Я стал часто туда наведываться, медитировать, отдыхать от всего в атмосфере этого приятного, почти родного гудения, знакомого мне более двадцати лет.

С Антоном нас объединяло всё меньшее. Меня постепенно увлекало программирование и перспектива осуществления детской мечты об игростроении – он же стал черпать вдохновение в радикальном исламизме. Слушал «Muslimgauze» и всякий милитаристский нойз, ходил по городу в камуфляже и с глубоким сочувствием смотрел видео про бомбардировки арабских поселений. Я не разделял его интереса, и теперь старший товарищ казался мне просто заигравшимся в радикализм ребёнком. В тот самый безопасный радикализм, который мы с ним так горячо критиковали, наблюдая за современным искусством и «баталиями» в интернете.

Мне уже не хотелось ходить к товарищу в гости, но больше из унылого родительского дома идти было некуда. Мы по-прежнему выпивали. Антон против чего-то постоянно бунтовал. Иногда это проявлялось в мелком хулиганстве вроде разбрасывания бутылок на газоне перед балконом: «Это у меня японский сад!»

Иногда он ввязывался в драки и прочие мутные истории. Ему явно было плохо, но я не знал, чем можно помочь, и не хотел, чтобы он втягивал в своё болото меня.

Теперь, когда я ощутил себя востребованным специалистом с хорошей зарплатой (а это казалось мне критерием взрослости), поведение Антона в моих глазах выглядело каким-то подростковым кривляньем от неспособности повзрослеть, признать свою бесталанность и заняться, наконец, полезным и социально-приемлемым трудом. Хотя в то же время мне и самому очень не хватало встряски, творческой активности после утомительной компьютерной работы.

Спасением, отдушиной и поводом для объединения усилий в некоторой мере оставались фестивали экспериментальной музыки, где мы каждый раз выступали «с выкрутасами»: то с провокационным видеорядом, то с раздачей печенья во время выступления, то сидя под столом, а то – и вовсе не показываясь на сцене. У нас даже появилась одна фанатка, которая посещала все концерты. Впрочем, она вообще присутствовала на всех «нестандартных» мероприятиях в городе.