Борис Жук - Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым

– Ну а что, посмотри на себя: высокий, бледный, худой, симпатичный, человеческая жизнь тебя не особо волнует – чем не вампир?

И я решился попробовать. Ведь если мой товарищ прав, и жертва будет в состоянии эйфории, – можно заодно и потрахаться.

В общем, я купил скальпель и пригласил к Антону знакомую, которая согласилась сделать разрез на шее сзади – там можно спрятать шрам под волосами. Мы выпили, морально подготовились и совершили задуманное. Но кровь из ранки почему-то просто не потекла.

Тогда было принято спонтанное решение бросить монетку, чтобы определить, кого резать следующим – Антона или меня. Случай выбрал Антона. Уверенным движением товарищ рассёк себе плечо – при этом лёгкая улыбка не сходила с лица, и он даже бровью не повёл от боли.

– Прошу, – последовало спокойное приглашение.

Я присосался к ране губами и ощутил тёплую солоноватую жидкость. Вкус был приятным – совсем не то же самое, что пить свою кровь. Но вопреки моим ожиданиям, её оказалось совсем не много (порез был не очень глубоким), и я постарался «выжать» всё, что можно, оставив после себя заметный синяк.

То ли от самовнушения, то ли от волнения на меня накатила волна лёгкой эйфории. Я ощутил себя мужественнее и сильнее, будто всё то, о чём рассказывал Антон, оказалось правдой.

Первый опыт вдохновил меня. А что если именно в этом корень моей неуспешности, стеснительности и тщедушности: я вампир – смелый, властный, обаятельный и желанный, – просто нужно больше крови, чтобы эти качества могли пробудиться в полную силу?! Задавшись целью, через несколько дней я довольно легко нашёл по интернету новую жертву – девушку с явно неустроенной личной жизнью, готовую на серьёзные эксперименты с возможным эротическим продолжением.

На словах она была смелой, по жизни – весёлой. Мы встретились и поехали на квартиру к Антону. Девушку заметно интриговало, что стройный целеустремлённый мужчина везёт её куда-то, прохладно отвечая на вопросы и не спрашивая о ней практически ничего.

По всей видимости, происходящее казалось ей шуткой вплоть до того момента, когда предполагаемое место надреза оказалось продезинфицированным спиртом, а в моей руке блеснул скальпель.

– Погоди. Стой. У неё же глаза по пять копеек, – вовремя одёрнул меня Антон.

Девушка действительно испугалась не на шутку. Мой товарищ успокоил гостью, пообещал, что против её воли мы с ней ничего делать не станем. И я молча проводил несостоявшуюся жертву до остановки.

– Адреналин сильно вкус портит, – пояснил он со знанием дела, когда мы остались наедине, – горчит, да и эффект не тот.

Осознав, что своими играми в вампиров мы чуть было не сломали человеку психику, а возможно и жизнь, и что такие эксперименты могли грозить мне самому уголовной ответственностью, я прекратил дальнейшие поиски.

Постепенно охладев к Антону и поубавив гордыню, я снова стал появляться у Беллы. Её радовало многообразие контента, который через меня перекочёвывал к ней от моего старшего товарища. Но теперь нас сближало ещё и мироощущение. Белле предстояло поступать в вуз, и она пребывала в полной растерянности перед этим ответственным шагом. Пыталась разобраться, чего она хочет от жизни, и нужно ли ей высшее образование. Я, в свою очередь, приближался к окончанию института и чувствовал себя точно таким же потерянным. Всё куда-то катится по инерции, мне как будто нужно что-то выбирать, но все варианты кажутся одинаково бессмысленными. За каждым из них – серая и мучительно-чужеродная жизнь.

Получалось, что тот Мир Взрослых, к которому я так долго стремился, на самом деле не «царство свободы», а какой-то конвейер по переработке жизненных сил и амбиций в унылую тягомотину. А в конце конвейера – могила.

Мы как всегда сидели у Беллы, выпивали, слушали музыку, пропитываясь безысходностью нашего положения. Подруга по-прежнему не казалась физически привлекательной, но теперь вызывала у меня глубокую человеческую симпатию. Ведь пока я изучал Антона, пока восхищался и пока разочаровывался в нём, – всё это время она хранила тёплые чувства или по меньшей мере уважение ко мне, помнила и терпеливо ждала. Вот кто в действительности был моим лучшим другом, которого я не мог разглядеть за павлиньим хвостом Антона. Да и за своим собственным.

Я сказал об этом вслух. Выяснилось, что Белла тоже видела во мне раньше недосягаемого Учителя, который теперь оказался обычным человеком из плоти и крови, хрупким и способным на слабость. Наши идеалы рушились как карточные домики, слёзы наполняли глаза. Это был, что называется, катарсис. Мы постепенно прониклись таким взаимным доверием, что захотелось спрашивать и рассказывать друг другу о самом сокровенном – о том, что мы в обычной жизни прикрываем гордыней и удобными масками.