Борис Жук - Исповедь дурака. Как я ушёл от «нормальной» жизни и стал счастливым

В сущности, после массового «отсева» нас держали в постоянном напряжении, под страхом лишения стипендии и исключения. Приходилось постоянно думать об учёбе, всё успевать и бояться. Мысли послушно катились по продавленным страхом колеям.

Своеобразной отдушиной были уроки английского, где мы читали и обсуждали «Чайку по имени Джонатан Ливингстон». И кураторские часы, посвящённые актуальным вопросам – куратором нашей группы была как раз преподавательница английского. Однажды на таком «часу», посвящённом вопросам семьи и половой жизни, я осмелился заявить, что секс – лишь начало настоящих отношений. Вызвав насмешки одних и понимающие взгляды других одногруппников и одногруппниц.

Занятия по психологии и философии – бальзам на душу. Зачёт по первой мне поставили «автоматом» за творческое задание – исполнение песенки про психологию в стиле «диджитал хардкор». А на философии меня вместе с одногруппницей-тихоней признали самым продвинутым в группе, хотя я просто продвигал идеи Дани Шеповалова и имел своё мнение по философским вопросам – у большинства его не было вовсе.

На экзамене преподаватель резюмировал мой ответ словами:

– Чувствуется, что знаний у Вас много, только структуры в них нет. Но это ничего – жизнь всё упорядочит.

Я сменил костюм металлиста на старый дедушкин плащ, и это перевоплощение как нельзя точно характеризовало внутренние перемены. Одна часть меня осознавала, что всё идёт по плану, и лучше не рыпаться. Впереди были годы учёбы, которые, как я предчувствовал, пройдут в автоматическом режиме, без особого напряжения, а потом – годы работы по распределению. Неизвестно – кем именно, но в любом случае – всё это к деньгам. А потом с деньгами можно делать что угодно. Таким образом я перенёс значительную часть себя в далёкое будущее, а в настоящем осталась только тень, действующая на автомате. С другой стороны, ощущение чуждости, неправильности и бесперспективности происходящего, и того, что я не нахожу в себе силы как-либо изменить свою жизнь, ПРЯМО СЕЙЧАС повернуть её в более свободное и экологичное русло, приводили к разного рода саморазрушительным действиям.

Я планомерно гробил своё здоровье. Не высыпался, ел и пил всё подряд, употреблял вещества, иногда связывался с сомнительными компаниями. Записался на физкультуру в тренажёрный зал, где отсутствовал контроль, и можно было спокойно филонить, общаясь с приятелем или слушая плеер. Всё это дополнило обычный студенческий стресс от бесконечных скучных лекций, лаб, курсовых, зачётов, пересдач… Осанка ухудшалась, а моё лицо и спину обильно покрывали жирные воспалённые прыщи.

Я впервые серьёзно задумался о том, как устроена жизнь. Мир казался паршивым местом, обречённым на деградацию, а жизнь – сплошным страданием, с «жалкими конфетками минутных наслаждений, что нейтрализуют горечь несбывшихся надежд». Делать этот мир лучше, заводить семью и детей, обрекая их на существование в нём, казалось предательством по отношению к потомству.

Мне расхотелось общаться с кем-либо, потому что единственным по-настоящему интересным вопросом, который я хотел задать каждому, был: «На хрена вы живёте»? Но задавать его было не принято, а если отвечать – то только шутками и туманными афоризмами. Впрочем, у меня всё равно не хватало на это смелости.

Видимо, основной секрет Мира Взрослых, в который я так долго стремился попасть, заключался именно в этом: никто не знает, зачем живёт. Каждый учится, работает, размножается, стареет и умирает, но все делают вид, будто всё понятно, что так и должно быть.

Вообще люди стали мне противны. Как они умудряются спокойно, а порой и весело жить, совершенно не осознавая, как и зачем они это делают, забывая о своей смертности, вопиющей бездуховности? Всё это казалось мне пиком лицемерия и невежества.

Я представлял, как завершу все обязательства перед обществом, куплю необходимое снаряжение и уеду жить на хутор, в уединённый домик в лесу, или заброшенную деревню. А там буду заниматься творчеством и сходить с ума. До полного просветления, пока не научусь общаться с духами (а там уж всякое может быть) или не умру.

Так же, как раньше, мы с братом выезжали летом на дачу. Однажды мы поехали купаться на затопленный карьер. Как только мы разлеглись на берегу и пригрелись на солнышке, сзади внезапно подошли двое подвыпивших мужчин и стали бить нас ногами, приговаривая что-то про наши длинные волосы. Казалось бы – надо драться или сваливать! Однако, повинуясь спонтанному порыву, я заявил, что никуда не уйду, пока не искупаюсь, и с чувством собственного достоинства (по крайней мере мне так показалось) сиганул в карьер.