Андрей Сидерский - Третье открытие силы

- Это - не сарай, это - прибежище...

- Что???

- Прибежище рыболовов и стрелков.

И тут мне стало по-настоящему жутко. Я неожиданно осознал, что учитель свихнулся, и я, ни о чем не подозревая, стал первой - а первой ли? - жертвой его странной мании... Я рванулся было к двери, но получил подсечку с ударом между лопаток, от которого все поплыло у меня перед глазами, и рухнул лицом прямо в мокрую пахнувшую мочой золу.

- Почему она мокрая? - спросил я.

- Крыша прохудилась, нужно смотрителю сказать, - ответил Альберт Филимонович, помогая мне подняться.

- Какому смотрителю? Они что, писяют в костер, чтобы огонь погасить, когда уходят?

- У всякого прибежища всегда имеется смотритель... А писяет в костер только тот, кто боится подойти к озеру и зачерпнуть воды.

- А кто боится подойти к озеру и зачерпнуть воды?

- Стрелок. Он всегда смотрит в небо, он не понимает, что рыба - лучше...

- Лучше чего?

Альберт Филимонович не ответил, шурша чем-то у меня за спиной. Я повернулся и увидел, что он распаковал свой военный гермомешок и достает из него сухую одежду и обувь.

- А мне? - спросил я, когда он переоделся.

- Кто же мог знать, что ты будешь таким мокрым? - пробормотал он.

- Жмот паскудный, - подумал я, впервые в жизни по-настоящему на него обозлившись.

- А вот и нет, - сказал он, - просто все в этом мире имеет свой сакральный смысл.

Я промолчал, но от прилива гнева мне стало неожиданно жарко. Из головы вниз прошла горячая волна раздражения.

Он положил мокрые вещи на верхние нары и сказал:

- Еще двадцать восемь минут. Ляг, расслабься.

Неожиданно для самого себя я послушно улегся на нижние нары. Сверху капала вода. Касаясь моего лба, она мгновенно с шипением испарялась.

- Что за черт, - подумал я, - неужели у меня температура? Это же надо было так быстро простудиться. Хотя вода в озере - такая черная... Хорошо, хоть живой еще, а то с этим психом...

Немного полежав молча, я спросил:

- Но все-таки, Альберт Филимонович, почему бы нам не развести костер? Маленький... Ну совсем крохотный...

- Нельзя, Миша. Рыба - она существо чуткое и к тому же относится к водной стихии. Огонь может обидеть ее и отпугнуть. И тогда нам нечего будет ловить. А стрелком из нас двоих могу быть только я. Тебя ведь никто еще не научил стрелять из рыболовных снастей.

- Ну и хрен с ней, с рыбой. Мне не холодно уже, просто домой хочется.

- Поздно, Миша. Без рыбы нам обратной дороги нет.

- А с рыбой?

- А с рыбой - совсем другое дело. С рыбой - это уже не назад.

- А куда?

- Время... Вставай!

- А куда?!

- Как куда? Удочки забрасывать!

- Нет, я не о том, куда, если не назад?

- Потом... Сейчас - вот тебе удочка и - вперед...

Мы выбрались из сарайчика-прибежища. Снаружи было еще почти совсем темно и, наверное, промозгло, но я не замечал холода. Гнев мой прошел, оставив после себя ощущение приятного тепла в теле. Одежда на мне совсем высохла и местами даже немного дымилась.

Альберт Филимонович достал из-за голенища большой широкий нож со свирепыми зубьями на обухе и ушел в кусты. Минуты через две он вернулся, неся подмышкой двух длинных - сантиметров по сорок, не меньше - и очень толстых земляных червяков сизо-красного цвета.

- Разве они не спят? - спросил я. - Уже ведь почти зима.

Невиданные размеры червяков меня почему-то не удивили.

- Я взял их сонными, - ответил он. - Видишь, вялые какие. Но жирные: за лето отъелись.

Мы размотали удочки. Обнаружив, что они - без крючков, я уже почти не удивился. Чего еще можно было от него ожидать?.. Альберт Филимонович показал мне, на каком расстоянии от грузила должен быть поплавок и сказал:

- Червячка привязывай осторожно - петелькой за самый хвостик, чтобы мягкие внутренности и скелет не повредить. Если сильно его травмировать, рыба не клюнет.

- Скелет?!

- А что? У тебя же скелет есть. Почему у него не может быть?

- Но ведь он - червяк?

- Ну, червяк, и что? Разве это повод презирать его или считать, что он чем-то хуже тебя? В конце концов, именно он является посредником между тобой и твоей рыбой.

- Моей рыбой? - переспросил я, сразу же забыв о червяковом скелете.

Альберт Филимонович ничего не ответил и забросил свою удочку.

- Без четверти семь, - сообщил он после непродолжительного молчания. - Забрасывай удочку, рыба уже шевелится во сне...

- Бред, - подумал я. - Какая рыба в конце ноября? Она уже-вся давным-давно на ямах...

Мне снова стало холодно и неуютно, но, чтобы лишний раз не действовать ему на нервы - кто знает, какие еще фантазии могут возникнуть в его больном мозгу? - я все же аккуратно - за самый хвостик - привязал своего червяка и забросил удочку.