Авессалом Подводный: Знаки на пути

Распространено мнение, что высшие достижения человеческого ума и искусства создаются "с Божьей помощью" или даже "продиктованы сверху", как сейчас принято говорить. Однако это же относится и к любой мысли любого человека, и к любому стихотворению последнего графомана — качественной разницы здесь тоже нет. Естественное возражение: существуют же неверные и даже глупые мысли и никуда не годные стихи. В ответ автор мог бы сослаться на дух концепции Веданты (глупость есть низшая степень ума, зло — низшая степень добра и т. п.), но суть в том, что субъективные ощущения бездарного поэта и дурака в момент творчества (например, создания стихотворной строчки или самостоятельной мысли) не отличаются от соответствующих ощущений их более способных собратьев. Здесь автор подчеркивает, что понимание не то что "глубинного" смысла текста, но даже и просто любой фразы требует мистического откровения, хотя бы и небольшого.

Теперь на тему о том, можно ли править рукописи. Представление о творчестве как откровении противоречит концепции свободы воли. Откровение приходит, когда мы направляем свое внимание на определенное место в тонком мире. Получая оттуда ответ (в виде откровения) и видя, что он нас не вполне устраивает, мы корректируем вопрос, соответствующим образом изменяя направление внимания, получаем следующее откровение и т. д. Человек талантливый тем и отличается, что умеет, получив ответ-откровение, понять, что именно в его вопросе было не так, и после этого скорректировать его в должном направлении (а также порой изменить интерпретацию ответа). Проблема плохих стихов и глупых мыслей заключается, следовательно, не в том, что строчки или мысли плохие, а в том, что автор интерпретирует их как ответ на один вопрос, в то время как в действительности вопрос был совсем другим. Мало кто умеет задавать ясные вопросы, а уж вопросы Богу тем более, благо, Он и так (по идее) все понимает; так стоит ли удивляться, что неправильно трактуется ответ?

Так что рукописи править можно. А вот как сделать, чтобы глупые мысли в голову не лезли, а все больше умные? Или хотя бы оригинальные?

Многие богословы и мистики отводят человеческому уму незначительное место. Однако он существует, а Кант даже утвердил априорный характер логики, стало быть, определенная роль этим предметам предначертана.

Что касается ограниченности области применения ума, и особенно логики, — она торжественно провозглашается представителями поэзии в широком смысле ("лириками"). И действительно, пытаясь логически анализировать душевные состояния людей, мы часто вынуждены довольствоваться грубыми схемами, которые явно неадекватны.

Примечательно, однако, что подобная ситуация распространенна, в особенности если иметь в виду материальность мысли, то есть ее способность непосредственно воздействовать на феноменальный (наблюдаемый) мир. Характерно, что материалист Фрейд сформулировал аналогичный вывод в результате многолетнего изучения неврозов навязчивости. Он пишет, что навязчивая идея, находясь глубоко в подсознании, ведет себя так, как будто она существует реально. Совершенно естественно, что такая грубая сила, которая в состоянии изменять даже материальный мир, не может служить тонким инструментом исследования тайных состояний души, высшего религиозного познания и т. п.

С другой стороны, археологические раскопки ведутся сначала бульдозером, затем лопатой и только потом уже кисточками. Археолог, вооруженный только кисточкой, рискует не найти ничего. Автор позволит себе сравнить логику с бульдозером, ум — с лопатой, а трансцендентные интуиции — с кисточкой.

Разумеется, человек высокого духовного уровня может пользоваться исключительно интуицией. Однако автор полагает, что если такой человек захочет, то и обычный ум будет к его услугам; а может быть, он был "умным" в предыдущем воплощении, и теперь осваивает иные инструменты.

Так что если не надеяться на свое высокое духовное начало, то начинать изучение объекта лучше с формально-логической схемы, потом следует содержательный анализ, то есть выявление всех видимых связей и структур, а уж только потом стоит добиваться мистического ощущения единства данного объекта и искать в нем Бога.

Предположим теперь, что мы дошли до такой стадии изучения объекта, что различные мысли о нем стали нас навещать. Как к ним относиться? Первая стадия характеризуется безумной любовью к каждой из пришедших (после долгого ожидания и бесплодных усилий) мыслей. Так смотрит начинающий художник на свою первую картину. Указанное чувство (любовь) означает, что мы на верном пути, то есть духовно (в данном случае — умственно) растем, но вовсе не означает, что появившаяся мысль правильная и умная. Скорее всего, эта мысль не только глупая, но еще и чужая, когда-то давно в процессе обучения услышанная, затем забытая, а теперь всплывшая в голове. Убедившись в этом обстоятельстве, продолжаем размышлять, соотнося появляющиеся мысли с тем, что нам уже известно, и стараясь вычленить то новое, что в них содержится. Терпеливо дождавшись появления в самом деле оригинальной мысли (и сопутствующего мимолетного ощущения чистого счастья), мы пытаемся пристроить эту мысль в уже существующую систему наших представлений об объекте. При этом систему приходится перестраивать, менять систему связей и т. д. Получив новую систему представлений об объекте, полезно сравнить ее с предыдущей с двух точек зрения: какая модель адекватнее и какая более компактна, то есть больше соответствует бритве Оккама. При этом следует иметь в виду, что расширение модели допустимо лишь при одновременном значительном увеличении ее адекватности. И скорее всего придется перебрать много оригинальных мыслей, пока не появится что-то путное.