dmitry - Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь

Когда я прохожу мимо четвертого здания, на котором написано «Ночной клуб», я думаю: какого черта? Подхожу, и тут же меня поражает тот факт, что передняя дверь заперта, хотя изнутри доносится довольно громкая музыка. На улице никого нет. У запертой двери висит звонок, рядом с которым — табличка, на которой, как можно догадаться, написано: чтобы зайти, надо в него позвонить. Так я и делаю. Сквозь маленькое окошко на меня уставилась пара мужских глаз с густыми, тяжелыми бровями. Пищит сирена, и дверь открывается.

Смотрю и не могу поверить своим глазам. Словно я попал в пьесу из бурных двадцатых, но декорации к ней делала спятившая цыганская королева, наглотавшаяся ЛСД. Стены обиты кричащим пурпурным бархатом. Внутри — что-то вроде танцпола с приделанным к потолку, медленно вращающимся зеркальным шаром, который отбрасывает редкие, безжизненные блики на лица посетителей. Все остальное пространство тонет в кромешной тьме. Мне смутно удается разглядеть, что вокруг танцпола сидят примерно шесть мужчин. Все они довольно потасканные, и никого из них нельзя назвать привлекательным, и тем не менее рядом с каждым — потрясающе красивые женщины. Черт возьми, думаю я, немецкие женщины, похоже, фантастически добры.

Когда я захожу, все прекращают свои беззвучные разговоры и смотрят на меня. Медленно двигаюсь к бару, а бар — невероятно! — длиной двенадцать метров, и вдоль него не меньше тридцати стульчиков, обитых все тем же потрепанным бархатом, от которого задыхаются стены. Я сажусь на стул примерно посередине бара. Крутящиеся лучи тошнотворного света теперь проходят и по моему лицу, и мы все в горошек — пятнышки света в темноте этого... этого, скажем так, места.

Привет! Не купишь мне чего-нибудь выпить?

Ну наконец-то! Это публичный дом, так? Бордель? Вот что это такое. Я думаю... Ой, извини. Ты говоришь по-английски? — Рядом со мной у бара садится довольно красивая женщина; я абсолютно уверен, что дело не в том, что ей больше некуда сесть, и вот я проговариваю вслух совершенно очевидный вывод.

Да, я говорю по-английски. Немножко.

Слушай, я не хочу никого обидеть, но ведь это бордель, правда? Ты понимаешь слово «бордель»?

Да, я понимаю слово «бордель». Нет, это не бордель.

Разве? — Я сильно озадачен. Продолжаю искать двери или какие-нибудь выходы, через которые эти девушки и их... хм, гости могли бы проходить, чтобы продолжить беседы в более приватной обстановке, но не вижу никакого места, где что-то подобное могло бы происходить.

Значит, это не бордель? И эти женщины не проститутки? Ты понимаешь слово «проститутка»?

Нет, эти женщины совершенно точно не проститутки.

Ох черт, извини. Все это как-то диковато.

Так ты купишь мне чего-нибудь выпить?

Купить выпить? Ах да, купить выпить! — вся ситуация и причудливая атмосфера, в которой она разворачивается, совершенно сбили меня с толку. Есть танц- пол, но никто не танцует. Место похоже на публичный дом, но никто никуда не выходит. Крутящиеся лучи розового и пурпурного цветов прорезают пелену темноты лишь для того, чтобы осветить обитые бархатом стены этого безумного места. И какого черта здесь на входе запертая дверь и звонок?

Нам приносят выпивку; по-моему, это что-то напоминающее разбавленное водой шампанское.

Слушай, я не коп. Ты точно говоришь, что ты не... Ты понимаешь слово «коп»?

Да, я понимаю слово «коп».

Так вот, я не коп. Ты уверена, что ты не жрица любви? Ты знаешь выражение «жрица любви»?

Только не надо спрашивать, знаю ли я, что такое вопросительный знак. Нет, я не жрица любви. Честное слово.

Господи, прости меня, пожалуйста. — Теперь мне очень стыдно. — Просто, видишь ли, — не оставляю я своих попыток, — это что-то вроде танцклуба, да? Ну, куда мужчины, — я бросаю взгляд на пеструю галерею экспонатов одного со мной пола, — мужчины приходят сюда и платят, чтобы потанцевать с красивыми девушками, так? — Я чувствую себя полным идиотом.

Если ты захочешь, я могу с тобой потанцевать, но это не танцклуб. Это ночной клуб. Я прихожу сюда всегда, когда у меня тоскливо на душе. Меня зовут Тина.

Значит, это ночной клуб? Боже мой. Рад познакомиться, Тина. Меня зовут Кен. — Мы пожимаем друг другу руки, я пью разбавленное шампанское, и у меня начинает болеть голова.

Понимаешь, у меня сейчас довольно скверный период. Моя жена, Трейя, лежит в Янкер-Клиник. Ты пони... то есть ты про это клинику знаешь что-нибудь?

Да, там лечат от кребса, рака. У твоей жены рак?

Да. — И я зачем-то рассказываю Тине все-все — про рак, про то, как мы сюда приехали, про страшные прогнозы, про то, как я ухаживаю за женой, как волнуюсь за нее. Тина начинает переживать, она очень добра, слушает с искренним вниманием. Я болтаю примерно час. Тина рассказывает, что живет в Кельне, примерно в тридцати километрах к северу, и ходит в боннские ночные клубы, когда ей становится скучно. Значит, такая красивая женщина проделывает этой долгий путь... ради этого? Я продолжаю наблюдать за мужчинами, которых окутывает пурпурный туман от вялых лучей, отражающихся от потертого бархата, — все они разговаривают с симпатичными пурпурными женщинами, и никто из них не трогается с места — ни чтобы потанцевать, ни чтобы поухаживать за спутницей — ни для чего.