dmitry - Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь

Пока меня мягко ведут по коридору к четвертой комнате, я пытаюсь понять, как Фигуре удается тянуть меня за руку, ведь по всему остальному выходит, что она - ничто, пустота. Как пустота может кого-нибудь тянуть? Разве что... Я ошарашен этой мыслью...

Что вы видите ?

Чточто ? Я? Что я вижу ? - я медленно всматриваюсь в комнату. Я уже знаю, что увижу что-то необычное и жуткое. Но то, что я вижу, оказывается не столько жутким, сколько ошеломляющим, абсолютно ошеломляющим. На несколько минут я замираю в детском удивлении.

А теперь мы зайдем туда, хорошо ?

Химиотерапию еще не начали, но жизнь идет какая-то странная. Казалось бы, я лежу в больнице и жду, но у меня ни на что не хватает времени! Я пишу письма, читаю романы, читаю свои духовные книги — сейчас это «Исцеление в жизни и смерти» Стивена Левина, — принимаю таблетки, занимаюсь на велотренажере, отвечаю на почту, пишу дневник. Ко мне приходят Кен, Кэти, Эдит, другие люди, я рисую. Это просто смешно. Лишнее доказательство, что времени не хватает никогда. Когда я думаю об этом, мне становится забавно от того, что в этой жизни мне, скорее всего, явно не хватит времени. Иногда я чувствую себя вполне оптимистично, а иногда мне становится страшно — ведь это все правда, я могу умереть в течение года.

Только что я выходила из палаты и наткнулась на группу людей; у них у всех были заплаканные, красные глаза. Кто знает, какие новости о своих родных или друзьях они узнали? Но зрелище очень печальное. Молодой человек обнимает женщину — наверное, жену или возлюбленную, и у обоих распухшие красные глаза. Другая женщина, перегнувшись через стол, обнимает женщину в зеленом больничном халате, и обе плачут. Еще три человека сидят за столом, и у всех троих распухшие красные глаза. Вот первая благородная истина: в мире существует страдание.

Я прочитала статью в «Ньюсуик» о праве на смерть. Эта тема интересовала меня давно, еще до того, как я заболела раком. Столько времени, материальных затрат и страданий — настоящих страданий — расходуется на то, чтобы героическими усилиями поддерживать в человеке жизнь, но при этом сама такая жизнь не стоит того, чтобы ее проживать. Я надеюсь, что, когда пробьет мой час, я умру в хосписе без каких-то невероятных мер по поддержанию жизни, и физическая боль будет вполне терпимой. На следующий день я сказала Кену, что хотела бы попросить у доктора Шейефа кое-каких таблеток, — просто чтобы знать, что они при мне.

Я хочу, чтобы моя воля к жизни была сильной, я хочу как можно больше времени прожить без этого кошмара, поэтому мне надо работать с предельной сосредоточенностью, самоотдачей, ясным пониманием и концентрацией, прилагать усилия в нужном направлении и одновременно оставаться безучастной к результату, каким бы он ни был. Боль — не наказание, смерть — не поражение, а жизнь — не награда.

Получила очень милое письмо от Лидии. То, что она написала, искренне тронуло меня: «Если Господь призовет тебя, если это тебе суждено, я знаю, что уйти из жизни ты тоже сумеешь достойно». Если я не выкарабкаюсь, то умру достойно. Я тоже на это надеюсь. И все же иногда мне кажется, что окружающие будут судить, победила я или проиграла, на основе того, сколько я проживу, а не того, как я проживу. Разумеется, я хочу жить долго, но если мне отпущен короткий срок, я не хочу, чтобы меня считали побежденной. Поэтому так прекрасно то, что было написано в письме.

Я начала медитировать как минимум дважды в день: випассана утром и тонглен Ченрезик вечером. Я стараюсь заниматься визуализацией три раза в день. Сейчас я делаю это все, чтобы доказать себе, что я не настолько ленива, чтобы не делать то, что может мне помочь. Усилилось мое убеждение: все это в моей жизни надолго, но опять-таки надеюсь, что я безучастна к результату. Я просто хочу укрепить свою веру в себя, прославить свой дух, совершить жертвоприношение.

Несмотря на тяжелейшие обстоятельства, не прошло и недели с нашего приезда, как к Трейе вернулось спокойное и даже веселое настроение, — и об этом часто говорили врачи, медсестры и многочисленные посетители. Люди начали подолгу задерживаться в ее палате только ради того, чтобы приобщиться к радости, которую она буквально излучала. Порой было нелегко улучить время, чтобы побыть с ней наедине!

Меня саму удивляет, как быстро я оправилась после дурных известий, насколько я готова жить с тем, что у меня происходит. Без сомнений, дело в медитации. В первую неделю после страшного известия я была просто вне себя. Я позволила излиться всему, что готово было излиться, — ярости, страху, гневу, тоске. Все вышло наружу, очистив меня, и тогда я снова стала жить с тем, что есть. Если дела обстоят именно так — пусть это случится. Мне кажется, что это не отрицание неизбежного, а готовность принять — хотя кто знает? Может быть, я обманываю себя? Все тот же тихий голос говорит: Трейя, тебе надо больше волноваться. Но это тусклый голос. Он звучит, но сейчас ему трудно привлечь внимание публики.