Андрей Рамзес: Башня магов. Эзотерический дневник

Рак проходит несколько стадий. Это рост, метастазирование и, наконец, самоуничтожение. Да, рак сам по себе разлагается. Ведь это клетки из другого измерения. И в нашем мире они нестабильны. А человеческий организм не справляется с подобной «революцией».

О потере памяти. Я считал, что это мне в армии память отбили. Меня там много били по голове. И в определенный момент я вошел в ступор.

Но причина ослабления памяти заключена в эякуляции для мужчин и менструации для женщин. В этом Мантек Чиа абсолютно прав. Только у одних людей это происходит быстро, у других медленно.

Когда я начал заниматься цигуном и ушу в 22 года, то вообще не запоминал текст. Можно было прочесть и двадцать раз подряд.

У человека несколько видов памяти. Благодаря занятиям, мне удалось развить зрительную память на движение. Ведь здесь участвует все тело. Двигательная память помогла не деградировать окончательно. Эта память разрушается самой последней. Если человек не может воспроизвести движение, то это явный признак приближающейся смерти.

На базе двигательной памяти мне удалось частично восстановить и другие виды памяти. А ведь был период и очень длительный, когда я даже читать не мог. Кстати, многие пожилые люди жалуются, что не могут читать, так как не вникают в тест.

Служба в армии самый ответственный и самый тяжелый период в жизни человека. Многие могут возразить: — «Мол, что здесь тяжелого?» Для меня это был действительно очень напряженный период.

Я служил во второй половине 80х. Это был так называемый переходный период, когда СССР доживал последние дни. В Афганистане во всю шли бои. Это была единственная неблагоприятная точка. И мало кто испытывал желание там служить. По крайней мере, среди тех, с кем я общался.

В какой-то степени мне повезло в том, что я служил под Москвой. Ведь в советские времена было принято отправлять москвичей туда, где «Макар телят не пас». А в Москву и Подмосковье везли ребят из Средней Азии, Кавказа, Украины, Прибалтики и прочих интересных мест. В основном это были жители глухих деревень и небольших городков. Таджики и узбеки говорили, что за службу в Москве отваливали большие деньги. Так что такая политика военного ведомства была вполне прибыльным делом для командного состава.

«Рота, подъем!» — этот крик поднял нас с кроватей — «Голым торцом строиться на улице у казармы!»

Первый день в карантине. Не смотря на июнь, на улице шел мокрый снег. Было не больше ноля градусов. Это под Москвой. Лужи были покрыты тонкой ледяной корочкой. Снежные хлопья таяли на наших лысых головах, по голому телу стекали ледяные капли влаги. Мы стояли минут 15. Затем вышли сержанты, одетые по полной форме. Бег, зарядка, на туалет 3 минуты. Затем нас построили в роте. Вперед вышел капитан Коротков — небольшой человек, подтянутый и веселый. «Внимание, вешайтесь, товарищи бойцы!» — это было первое заявление, которое он сделал.

Кто-то может подумать, что это такой армейский юмор, своеобразный фольклор, на подобие зековских штучек. Может и так, но ведь вешались по-настоящему. Многие из нас приняли это заявление всерьез. Не сразу, конечно. Из нестроевой воинской части раз в месяц уезжал гроб с останками молодого бойца. И это под Москвой и в мирное время. Что же происходило с этими бойцами? А они следовали указаниям бравого капитана. Вешались, глотали иголки, становились под ток, падали под тяжелый груз. Вариантов лишить себя жизни было много. Но многие просто вешались. Как говорится: «дешево и сердито». Конечно, не бравый капитан доводил до этого несчастных. Но не только деды в этом деле участвовали. Офицерский состав не был в стороне. Многие зеки, с которыми мне приходилось встречаться, говорили, что даже в тюрьме этого нет. Там такое отношение могло быть к опущенным или тем, кто нарушил «воровской закон». Если человек вел себя по правилам, то над ним никто не издевался. А придурков наказывали. «Зековские законы» суровы, но и им не чуждо понятие справедливости. Дедовщина никаких законов не признавала. Была лишь видимость каких-то непонятных правил.

В то время, когда меня призвали, был очень маленький набор. Поэтому негласно разрешили брать всех. Даже зеков. Из тюрем брали со сроком отсидки не более 4–5 лет и не за убийства, насилие или разбой. Совершивших тяжкие преступления побоялись брать в армию. Но и этого оказалось достаточно. Таких людей никто не трогал, боялись. Но получилось наложение дедовских и зековских правил. Помимо этого брали олигофренов, дистрофиков, сердечников, язвенников и почечников. Многие из них были, потом комиссованы. Плюс многонациональный состав — грузины, армяне, азербайджанцы, чеченцы, дагестанцы, казахи, киргизы, украинцы, литовцы, эстонцы, поляки, чукчи, ненцы, якуты, татары, чуваши, русские и даже немцы, итальянцы и французы (единичные случаи из Средней Азии). Состав был очень разнообразный. Но всех их объединяло одно — все они ненавидели москвичей, ленинградцев и евреев. Так, что ко мне была особая «любовь».