народное: ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ

Друзья мои!

Собратья по несчастью!

Товарищ ваш смертельной ранен страстью.

От жгучих взглядов я сошел с ума,

Остались мне лишь посох да сума.

Израненный кокетливой любовью,

И день и ночь я обливаюсь кровью.

И сердце сгустком крови запеклось...

Вот от разлуки что со мной стряслось!

Дервиши, ваш верный слуга, облаченный в рванье и осмелившийся раскрыть перед вами уста, родом из Йемена. Отца моего звали Ходжа Ахмад. Он был богатым купцом, владельцем больших товаров, и многие торговцы ездили по торговым делам на его деньги. У него было двое детей. Один из них — ваш покорный раб, а вторым ребенком была девочка, которую мой отец еще при жизни выдал замуж.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, отец мой занемог. Проболев недолго, он ушел из мира сего. Собрались родственники, соседи, его соратники и привели в надлежащий порядок дела отца. Я неделю соблюдал траур. А когда друзья разошлись по своим домам, я особенно остро почувствовал и осознал кончину отца. Одиноко и бесприютно сидел я, забившись в угол комнаты, закрыв двери и для чужих, и для знакомых. Еще три дня провел я в скорби и печали.

Дервиши! Сумасбродные гуляки и кутилы, а также дьяволы в человеческом облике имеются в каждом городе. Они вечерами насыщаются куском с чьего-нибудь блюда, днем довольствуются обносками с чьего-нибудь плеча. И вот несколько таких людей, прослышав о кончине ходжи [5] Ходжи — господин, уважаемый, влиятельный человек, хозяин. и печали его детей о почившем родителе, на четвертый день подошли к моей двери и попросили позволения войти, чтобы выразить мне свое сострадание. Я позволил им войти. Они вошли, выразили сочувствие, стали утешать меня и сказали:

В сей мир мы все приходим — и уйдем,

Никто навек не оставался в нем.

Плач и стенания не помогут. Родитель каждого человека умирает, живи, пока живется. Теперь необходимо радовать души умерших молитвами и Фатихой, подношениями и подаяниями...

Дервиши! Я принял их за задушевных друзей и склонил внимание и слух к их словам... Так увещеваниями и всякими россказнями они втянули меня в гулянки и развлечения. Три года подряд я предавался веселью и пиршествам, растрачивая свое состояние. Это продолжалось до тех пор, пока я не прокутил с дальними и близкими друзьями и прихлебателями все богатство отца. Дело дошло до того, что, кроме отрепья и затасканной шапки, на мне ничего из одежды не осталось. Я оказался без куска насущного.

Правильно по этому поводу сказал Шейх Саади:

Глупец, кто свечу свою в полдень расплавил,

А ночью светильник без масла оставил.

Я не знал, что мне делать, и три дня и три ночи, голодный и холодный, с пересохшими губами и глазами, полными слез, просидел, забившись в угол, в старой, полуразвалившейся мечети, не смея выглянуть наружу. На четвертый день полчища голода полностью овладели моим существом, и войска терпения и воздержания были разбиты наголову. Я выбрался из мечети, не зная, куда идти и что предпринять. Вдруг я вспомнил о своей сестре...

Дервиши! Наверное, сквернее меня нет человека. Ведь до этого сестра не раз посылала ко мне человека с просьбой навестить ее, но я не мог расстаться со своей возлюбленной и не пошел к ней. А вот теперь, оказавшись в таком положении, я направился к дому моей сестры. Сестра, встревоженная, выбежала ко мне навстречу, увидела мое состояние, стала плакать и причитать, рвать волосы и царапать себе лицо. Она обняла меня, поцеловала в щеку, ввела меня в дом, принесла еду и вино и надела на меня чистую одежду. Я провел там несколько дней и ночей. В один из вечеров моя умница сестра сказала мне:

— Братец! Не могут мужчины все время сидеть дома. Я знаю, что после случившегося с тобой, ты не можешь оставаться в этом городе и нужно тебе отправиться в путешествие. Уезжай на несколько дней в другой город, наберись ума-разума, жизненного опыта, познай трудности и удачи, а вернувшись, займись каким-нибудь делом. Ибо почет и уважение купец приобретает лишь в путешествиях. После путешествия о тебе будут думать, как о деловом, состоятельном и уважаемом человеке, а сейчас тебя считают за бездельника и прожигателя жизни.

Я молча обдумывал ее слова. Сестра же встала и принесла мне мешочек с пятью тысячами туманов [6] Туман — персидская монета, бывшая в обращении в эмирской Бухаре и равнявшаяся, десяти кранам (серебряным монетам). и сказала: