Регина Бретт - Бог никогда не моргает. 50 уроков, которые изменят твою жизнь

У меня упало сердце. Я и так знала эту историю. Монах был в таком воодушевлении, будто ему ее только что рассказали. Он пересказывал деталь за деталью, в медленной перемотке. Он был так увлечен тем, что один сын сразу забрал свое наследство и спустил его на вино, женщин и песни, а потом решил притечь обратно к отцу и стать последним слугой.

Сын вернулся, но не успел даже извиниться: отец был так счастлив его видеть, побежал встретить, обнял и поцеловал свое чадо. Молодой человек протестовал, говорил, что недостоин называться его сыном, но отец дал ему лучшую одежду, перстень, обувь и велел заколоть откормленного теленка и веселиться.

Да, да, да. Я это уже слышала. Монах обожал ту часть, которую я всегда ненавидела — про верного сына, который всегда был со своим отцом. Он работал в поле, а возвращаясь, услышал пение и ликование. Старший сын разозлился: ведь он всегда был преданным, ни разу не ослушался отца, однако праздник устроили в честь его заблудшего брата. Примерно в этот момент я поняла, что выбрала не того монаха. Я не услышу какой-нибудь буддистский коан, что изменит мою судьбу, или мантру, что преобразует мою душу, или цитату из Томаса Мертона, на которой я смогу построить всю оставшуюся жизнь.

Нет. Он повторил мне то, что я уже знала. Дойдя до конца притчи, отец Френсис расплылся в улыбке в кульминационный момент. Отец сказал верному сыну: «все мое — твое», он получит, что заслуживает, но все они должны радоваться, что потерянный сын нашелся.

Лицо монаха сияло. Мое было мрачно. Он встал на сторону не того сына. И как это относится ко мне? Отец Френсис повторил концовку. Блудному сыну не пришлось извиняться. Ему не нужно было искупать вину, возмещать убытки. Нужно было только лишь вернуться к отцу. Вернуться к отцу. Вот и все. Больше ничего не требовалось, чтобы его приняли дома. Вот что нужно сделать каждому из нас.

«Господь любит нас, потому что таков Он есть, — сказал монах. — И неважно, каковы мы».

Сначала его слова ожгли меня, как пощечина. Этот длиннорясый что, хотел меня оскорбить?

А потом я почувствовала удар в сердце. Как будто его только что пронзила стрела, выпущенная из Божьего лука прямо в десятку.

Бог не хочет моего безупречного подношения. Богу все равно, стану ли я лучшей писательницей, смиреннейшей рабой или величайшей сестрой милосердия со времен матери Терезы. Богу будет все равно, если я, возвращаясь, по-крупному облажаюсь, наломаю дров.

Бог любит меня, потому что такова природа Бога — любить.

Я не могу заработать эту любовь. Я не могу ее потерять.

Я достаточно хороша не потому, что я достаточно хороша, а потому, что Бог милосерден.

У меня уже все есть.

Как и у тебя.

Мы познакомились с раком 19 февраля 1998 г., когда я очнулась после хирургической биопсии для новой жизни. Все, что было до этого, оказалось за чертой, в прошлой эре.

Я решила, что не позволю раку убить меня. Я могу кое-что ему противопоставить. Первый год был как размытая клякса. Когда я оправилась после операции, пора было начинать четыре курса химиотерапии. Когда у меня снова начали расти волосы, пришло время для шести недель облучения. Только на втором году мои силы восстановились. Только тогда до меня дошло. Черт, у меня был рак.

Такие испытания и несчастья, как рак, развод, потеря здоровья, дохода или любимого человека, могут либо убить тебя, либо сделать сильнее. Рак закалил меня, но поначалу, раз за разом, ставил на колени. За все месяцы лечения я перенесла жуткие минуты отчаяния хотела сдаться.

В конце концов, рак сделал меня тебя, либо сделать крепче. Воспаление пазух? Грипп? сильнее. Растяжение? Никаких проблем. Теперь у меня другое отношение ко всему этому. Боль? Ну и что! Страх? Плевать! Раньше, когда писала свою колонку, я боялась. То, что другие называют творческим кризисом, я называю борьбой с чистым листом. Раньше вопросы и сомнения одолевали меня. Теперь никаких больше экивоков: я не стану ходить на цыпочках. Я высказываюсь без сожалений, без страха, не сдерживаясь. Если я промолчу сейчас, то когда я смогу говорить?

Дочка постоянно напоминает мне, почему так важно рассказывать о том, что я выжила. Это долг, возложенный на десять миллионов американцев, победивших рак. Каждый день новым людям ставят страшный диагноз. Первым делом ты плачешь. Потом задаешь вопросы, на которые не так уж хочешь узнать ответы: «Это лечится? Есть какое-нибудь средство? Метастазы распространились по всему организму?»