Архиепископ Сан-Францизский Иоанн (Шаховской): Спутники дамасской дороги

Сам Господь, апостол Петр и Эней, три действующих в мире силы.

Простой безвестный человек Эней, молчаливо, одной своею жизнью, благовествует силу Божью.

Простая, послушная, кроткая душа — Эней.

«Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? и ни одна из них не забыта у Бога» (Лук. 12:6).

И Рода не забыта в Слове Божьем. Она не обратила никаких городов к Богу, она ничего не сделала для Церкви Христовой. Она только была служанка. Скромной служанкой у бедных людей.

«Когда же Петр, ангелом освобожденный из тюрьмы, постучал у ворот, то вышла служанка, именем Рода». Слышит: стучит Петр! Как близко ей было все свершающееся в апостольской общине. «От радости», она не отворила ворот Петру, а — не вошла, но вбежала в комнату, где происходило собрание учеников, где «многие собрались и молились».

С бьющимся сердцем, она объявила, что Петр стоит у ворот. «Апостолы сказали ей: в своем ли ты уме»?.. «Но она утверждала свое».

Удивительный аргумент был здесь высказан собравшимися. Во-первых, стоит заметить, что никто не сказал, что она говорит неправду, или то, что она шутит. Ни неправды, ни шутки не могло выйти из уст христианки Роды. И вот аргумент: «Они же говорили: это ангел Его» … Апостолы здесь высказывают учение о том, что ангел наш хранитель бывает похож на нас (может быть мы на него?).

Пока они так рассуждали и рядили, Петр, уставший после тюрьмы, стоял у внешних дверей и все стучал… Необычайно человеческая картина: «между тем Петр продолжал стучать». Не могли не отворить. Отворили и — изумились. Это был Петр.

О служанке Роде больше мы ничего не слышим, но уже знаем, что дух ее горячий, живой, чистый, радостный, общительный, принадлежит семье апостолов, столь дорогой для нас.

Воины темницы, стерегшие ап. Петра, освобожденного ангелом, носят в себе образ людей, идущих вне Благодати. Они оказываются раздавленными безблагодатной необходимостью вещей. Над не защитившими себя молитвой людьми злой дух властвует чрез естественный ход земных причин и следствий. Ирод велел казнить воинов, совершенно, конечно, не виновных в том, в чем он их обвинил. Приказ Ирода показывает, как ошибочно естественное рассуждение людей, не учитывающее действия Благодати Божьей и ее сил. Люди, не чувствующие Хозяина мира и Его открывающей себя святой воли, люди «эмпирические» неизбежно, всегда и очень сильно ошибаются. Ирод — яркий пример такого именно человека. Судя немилосердно других, он не учитывает действия Божьего в мире и сам подвергается немилосердному суду и осуждению; он казнен (как и многие) беспокаянной, скоропостижной смертью. «Вдруг Ангел Господень поразил его за то, что он не воздал славы Богу», «и он, будучи изъеден червями, умер». Медицина эмпирическая нашла бы свое наименование для смерти Ирода, но Слово Божие проходит за оболочку вещей этого мира и обнажает корни бытия.

Правитель, уничтожающий воинов, по существу невинных, и в деле, за которое они казнятся, в силу как бы государственной необходимости, исполняет Слово Христово: «Взявший меч от меча погибнет». Страшная, но правдивая картина жизни в «мире сем» раскрывается в трагедии людей, подчиненных только «естественному» ходу вещей. Человек создан Богом, и если он живет вне Бога, то осуществляет величайшее бессмыслие, жертвою которого — рано или поздно — всегда становится.

Несомненно, что и в отношении воинов и даже самого Ирода, Промысл Божий был верен Себе, то есть своей заботе о людях, до конца. Близость апостола Петра и чудесное избавление его из тюрьмы были зовом, может быть, даже не столько для (верующих уже) апостолов, сколько именно для неверующего Ирода и его воинов. Если бы они, даже оставаясь в своей земной, государственной сфере, исследовали дело освобождения апостола Петра из тюрьмы, без торопливости, с внимательностью и беспристрастием, они должны были бы уверовать в небесный мир и его силу, превышающую рамки эмпирических законов, осознанных человеком и не вмещающих в себе, конечно, океана вечной и абсолютной истины. «Слово же Божие распространялось (ст. 24)… Вода Истины и Жизни, обтекая твердые, «собою заполненные» предметы, наполняла все, готовое вместить ее.

Этот наиболее приближенный к Ироду человек был склонен (очевидно, подарками, взятками) к содействию жителям Тира и Сидона, искавшим мира с Иродом. Небольшое политическое событие Малой Азии, мало касающееся дела апостольского в мире, но занесенное историком Лукою на страницы Деяний, показывает, как жизнь «мира сего» шла своим, все тем же путем, в то время как свершалось великое, небесное дело в человечестве. Два мира — мир благодати и «мир сей» взаимно друг друга проникают, оставаясь существенно различными, принадлежащими к двум планам бытия. Кесарево воздается кесарю, но сверх того многими этому же кесарю воздается и Божие. Этот всюду, в той или иной степени происходящий процесс, показательно ярко изображен в стихах 21-22: «в назначенный день Ирод, одевшись в царскую одежду, сел на возвышенном месте и говорил к ним (то есть к тирянам и сидонянам, подкупившим Власта). А народ восклицал: «Это голос Бога, а не человека» … Самоуверенный царек, в мишурном блеске восседающий на троне, и бессмысленный народ, его обоготворяющий, в то время, когда Суд Божий вознес уже меч ангела над гордостью человеческой и черви готовы выйти на поверхность эмпирического бытия Ирода… Поучительная это, для всякого времени, картина.