Михаил Белов: Иисус Христос или путешествие одного сознания (Часть 2)

- Почему ты закашлял в тот раз, когда Сережа начал рассказывать о себе? - набросился я на него, - Он тона не менял, никаких отрицательных мыслей у него не было.

- А теперь подумай, - продолжил я, глядя на его недоуменное лицо. - Как можно передать свой духовный опыт иначе, чем рассказать о себе? Ты говоришь, что в моем присутствии ты начинаешь комплексовать. А что мне эти 2 года оставалось делать, когда я, не успев начать про себя говорить, получал негативы, полные уверенности в своей правоте? Что за отношение к человеческому "я"?

Сказать ему было нечего, и он принял мои слова на обдумывание.

Однажды во время моего провожания был затеян спор по правильности поведения. Я утверждал, что в любой ситуации виноватыми могут быть как оба, так и кто-то один. Сережа и Вадим мне утверждали, что правильным отношение может быть только в случае признания себя виноватым в результате любого конфликта.

-Ну, а если вечером с твоим отцом случилось несчастье, и ты идешь ему на помощь, а к тебе пристают гуляющие парни - кто здесь виноват?

-Ты, конечно. А почему ты до сих пор дома не поставил телефон?Это говорил не Вадим, а Сережа. Вадим же только с заранее взятым предубеждением ко всему, что скажу я, разве что не махал на меня руками и убеждал меня, что моя уверенность в возможной моей непогрешимости результат лишь моего несовершенства.

-А кем ты станешь, если постоянно будешь искать недостатки в себе, даже и в случае откровенной твоей правоты?

-Я останусь собой.

-Сомневаюсь.

Мнение, высказываемое ими, было их проблемой. Но проявляемое ими отношение уже касалось и меня. Тем более, что они оставались уверенными в моем "несовершенстве", что оставляло их свободными для сообщения этого под любым углом кому бы то ни было. Один же скрытый вопрос моего одноклассника, поинтересовавшегося у меня вопросом о моих отношениях с Вадимом, оставил чувствительный след в моей душе. Оставлять же откровенную глупость в их головах, могущую просто так, от нечего делать, продолжать приносить мне боль, было тоже глупостью. Но выразить я мог лишь несогласие с их доводами, сказав и утвердив свою точку зрения, что я и сделал. Но их отношение, понятно, не располагало меня к дружеским чувствам по отношению к ним и в первую очередь Вадиму, так как он претендовал на правильное понимание вопроса. Сережа же просто искренне выражал свою точку зрения.

Неправильность понимания и расстановки своих акцентов при поступках ближнего я вствечал на каждом шагу. Один парень рассказал мне такую историю.

Его жена позвонила к нему на работу и сказала, что заберет ребенка из детского сада домой сама. Обладая тонкой интуицией, уходя с работы, он все-таки решил подстраховаться и зайти в детский сад за ребенком. И сделал это не зря. Жена после звонка к нему прилегла отдохнуть и, заснув, спала до его прихода с ребенком. Он стал ее укорять за ее халатность и рассказывая это мне, этот пример он приводил, как ее действительное лицо.

-Почему ты ей в вину ставишь ее отношение к тебе, когда она по отношению к тебе проявила себя заботливой? Она же сама захотела снять с тебя лишний груз забот. Разве можно ей ставить в вину бессознательность ее промаха? Ты сам можешь гарантировать незыблемую педантичность абсолютно во всем?

Он смутился.

Я шел в больницу, будучи уверенным в том, что меня там примут с распростертыми объятиями. Вызвав одно ответственное лицо, я ждал у входа его приближение.

- Здравствуйте!

- Здравствуй.

- Я написал книгу.

- Кого?

Я поперхнулся от подавляющей, чуть ли не вальяжной интонации этого вопроса и мгновенно подобрал свою открытость. Подействовало.

- Я написал книгу и принес вам ее фрагменты. Помимо них, могу поделиться своим опытом.

Выражение лица этого человека показало мне, что я поспешил с предложением помощи. Мы прошли к нему в кабинет. Он пробежал глазами по написанному, поинтересовался о двойниках. Я почувствовал, что его написанное заинтересовало.

- Давай сделаем так. Ты оставляй свои листы. Я передам их своей сотруднице. А она скажет мне о них свое мнение. Оставь свои координаты. Я написал телефон на автобусном талоне - единственном клочке бумаги под рукой, и свое имя.

- Пиши фамилию.

Было сказано так, что потом я перестал жалеть этого работника за то, что больные вынуждают его заниматься каратэ, и стал жалеть, что не поставил его на место сам.

- Она ведь по имени будет меня спрашивать, - сказал удивленно я.

Он опешил от моей сообразительности.