История Византийской империи. Том 4

По преимуществу к занимающему нас царствованию относится ряд важных событий на восточных окраинах, стоящих в ближайшей связи с появлением нового народного элемента, которому суждено было иметь продолжительное и роковое значение в истории Византии, разумеем турок-сельджуков.

Прежде чем, однако, знакомить с обстоятельствами, при которых турки-сельджуки вошли в непосредственное соседство с империей, находим нужным сказать несколько слов об исторической обстановке, которая имеет объяснить поразительные успехи турок насчет Византии. Обратим внимание на некоторые подробности, относящиеся к 1047 г. и последующим годам. Прежде всего на это время падает громадное движение, поднятое Львом Торникием и имевшее ближайшей целью низвержение Константина Мономаха 15, Это движение хорошо освещено в современном самому событию ораторском произведении, именно в речи митрополита Иоанна Мавропода, который по своему положению имел все средства собрать об нем точные сведения. Бунт Торникия потому получает в наших глазах особенное значение, что сам он, как показывает и его имя, не принадлежал к туземной служилой аристократии, а был иностранцем по происхождению, — был потомком знаменитой династии Багратидов, перешедшей на службу империи со времени царя Василия. Прозвание свое Торникий Лев получил от области Тарона, или Дарона, на границе с Персией и, следовательно, был владетельным князем в Армении. При царе Константине Мономахе в управлении Арменией и соседней Грузией, тоже вступившей в вассальную зависимость от империи, произведена была перемена, имевшая весьма плачевные результаты для охраны восточной границы. Оказывается, что византийское правительство перенесло обязательность военной службы армянских воинственных владетелей, привыкших к военному делу в постоянных столкновениях с соседними дикими племенами, на денежную повинность и тем не только лишило себя естественной и хорошо приспособленной к местным потребностям военной защиты, но и открыло как Армению и Грузию, так и свои собственные пределы для хищнических опустошительных набегов со стороны турок-сельджуков, тогда начавших приближаться к имперским границам. Собранные с Армении деньги были истрачены на нужды расточительного двора и на безрассудные личные потребности Константина Мономаха, между тем как для защиты границы необходимо было нанимать на казенные средства иноземные отряды. Среди военных людей принятая Мономахом мера подвергалась всяческим осуждениям и вызывала всеобщее раздражение. В особенности в Адрианополе, где был центр военного управления западными войсками, таилось глубокое недовольство против непопулярного женолюбивого царя, вследствие изнеженности и болезненности неспособного стать во главе войска и вести его против врага.

Лев Торникий происходил из Адрианополя, где владел земельными имуществами и где пользовался большим влиянием столько же по своему происхождению, как и по родству с Константином Мономахом по матери. Народная молва окружила его ореолом и передавала слухи о том, что ему предсказано царство. Лев не пользовался любовью царя и находился в удалении от двора, одно время он был назначен стратигом в пограничную область в Грузии. Хотя при дворе его сторону поддерживала сестра Мономаха, умная и энергичная Евпрепия, но подозрительный царь, желая лишить Торникия всякого участия в политической деятельности, приказал постричь [его] в монахи. Это обстоятельство поставило Торникия во главу партии, образовавшейся против царя в столице и руководимой одним из местных служилых людей, Иоанном Ватаци. В сентябре 1047 г. заговорщики, находя менее надежным свое положение в столице, бежали в Адрианополь и здесь 15 сентября стали открыто организовывать военный бунт. К Торникию присоединились македонские войска, действовавшие против Болгарии, и провозгласили его царем ромэйским. Новый царь раздавал своим приверженцам почести и отличия и обещал земельные и денежные награды, когда в его руки перейдет столица и будет низвергнут никем не любимый Мономах. Момент для движения выбран весьма благоприятный для самозванца.

В Константинополе было мало войска, так как тогда велась война на восточной границе и угрожало нападение турок-сельджуков и независимо от всего другого была полная надежда на содействие населения Константинополя — таково, по крайней мере, было убеждение Торникия и его партии. Но в действительности они не приняли в соображение многих обстоятельств и ничего не сделали для подготовки столицы к замышляемому перевороту. Между тем как македонские войска с Торникием во главе приближались к Константинополю, Мономах лежал в постели, пораженный подагрой, и не мог принять своевременных мер к защите. Население, однако, волновалось и далеко не было расположено к перевороту. Тогдашний патриарх Михаил Кируларий устраивал церковные процессии вокруг стен и возбуждал религиозное настроение в народе надеждой на небесную помощь. Около 25 сент. Торникий появился под стенами города и расположился лагерем на небольшом расстоянии от Влахернского дворца. Как можно догадываться, он предполагал, что его примут с распростертыми объятиями и что его ожидает торжественное вступление в столицу. На самом деле предстояло осаждать укрепленный город или брать стены приступом. Чтобы рассеять слухи о его отчаянном болезненном положении, царь со всем двором, с царицами Зоей и Феодорой расположился на одной из террас Влахернского дворца и наблюдал неприятельский лагерь, хорошо видный с высокого здания. Несколько дней провели в бездействии осаждающие и осажденные, ограничиваясь взаимными упреками, насмешками и пусканием стрел. Наконец сделана была попытка прогнать неприятеля от стен, но за это жестоко поплатились защитники города, так как были увлечены далеко от стен и почти все перебиты.