Иван Аврамов - Пляска у Священной Горы

Однажды, возвращаясь после дневных трудов домой, братья решили помериться силами – так, потехи ради, наедине, без лишних глаз, хотя и не догадывались, что издали пристально, с любовью, восторгаясь их молодой энергией, наблюдают за ними отец с матерью. Долго, долго не разжимали Каин с Авелем крепких, не продохнешь, объятий, стараясь одолеть друг друга, и тела их стали скользкими от пота, и трава, безжалостно вытоптанная сильными ступнями, остро пахла свежей зеленой кровью, и схватка уже попахивала ничьей, как Авель все же изловчился и красивым броском через бедро бросил брата на лопатки. Победа была честной, и Авель, широко улыбаясь, протянул Каину руку: давай, помогу встать, и вдруг оторопел, пораженный взглядом поверженного соперника: такой злости в глазах брата он еще не видел.

– Каин, ты, конечно, сильнее меня, – мягко сказал Авель. – Не обижайся, брат. Просто мне чуточку больше повезло. В следующий раз ты точно меня одолеешь.

И он не лукавил. Каин и вправду был сильнее его – заметно шире в плечах, немножко выше ростом.

Адам с Евой ничего не сказали сыновьям об их единоборстве – наверное, пощадили самолюбие первенца, хотя совсем скоро Ева стала замечать, что тот заметно переменился: иногда во время общей трапезы в его глазах вспыхивали злые искорки, сначала она винила в этом себя, ведь, чего греха таить, иной раз подсовывала Авелю как младшенькому наиболее лакомый кусочек, потом вдруг поняла, что дело не только в этом.

– Знаешь, Адам, мне кажется, с Каином что-то не так… – однажды на рассвете шепнула она мужу.

– О чем ты, Ева?

– Сдается мне, что Авель вызывает у него какие-то недобрые чувства. Может, это и раньше вызревало в его душе, но с недавних пор, когда младшенький одолел его в единоборстве, что-то плохое раскустилось в его душе, как поганый чертополох. Даже не знаю, как назвать это. Такого слова в нашем языке еще нет.

– Ну, на то мы и люди, чтобы придумать новое слово. Это, Ева… Это… Это немножко похоже на ревность, она ведь тебе знакома, не правда ли? – Ева промолчала, а Адам продолжил: – Но на этом сходство, пожалуй, и кончается. Понимаешь, Каин наш видит младшенького, словно глаза ему застилает злая пелена, он будто завидел что-то издалека, потом, конечно, вблизи уразумеет, что зрение его подвело, но вот отделаться от первого впечатления он уже не может, досада, раздражение остаются с ним, копятся, он не в силах отделаться от них, ему кажется, что Авелю лучше, легче жить на этом свете, что Авель располагает чем-то таким, чего у него нет, чем судьба несправедливо обделила его… Ева, я вроде бы придумал это слово – ЗАВИДЕТЬ у такого же, как ты сам, то, что портит тебе настроение, наполняет сердце и душу до поры, до времени хорошо скрываемой злобой, хотя ты и знаешь, что этот, такой же, как ты сам, ни в чем перед тобой не провинился, ничем тебя не обидел… Видеть, завидеть, за… ЗАВИДОВАТЬ! Испытывать…ЗАВИСТЬ! Да-да, ЗАВИСТЬ! А с Каином я поговорю, он, надеюсь, прислушается к отцу…

Однако поговорить с Каином Адам не успел. Он решил перенести этот разговор на потом, после того, как совершится важное событие – братья вознамерились принести жертву Богу, и негоже было омрачать это священнодействие отцовским, не очень-то приятным для старшего сына внушением.

К жертвенникам, грубо сложенным из дикого камня, Каин и Авель принесли наилучшее из того, чем они располагали, да и время выбрали самое удачное – наступившая осень щедро вознаградила земледельца и пастуха за их неустанные труды.

Старший брат возложил к подножию жертвенника неярко-желтые снопы ячменя и сизоватые овса, ломкие колосья полбы, бобы красной чечевицы, поздние смоквы, плоды иных деревьев, младший же предназначил в дар Господу Богу от первородных стада своего тучных овец и юных доверчивых козлят, и все это вместе – животные и растения – как нельзя лучше передавало красоту и отзывчивость земли, от которой кормится человек.

Оба брата вздели лица к высокому, уже не жаркому, но еще теплому небу, и во взорах их читалось ясное желание угодить Всевышнему, возблагодарить его за неустанную милость, только Каин смотрел на облака и голубые разрывы между ними сурово, как бы с неохотой, точно бы по обязанности, а Авель прямо-таки светился счастьем. Эта разность во взглядах, в настроении, в биении сердец не укрылась от Бога, и он ПРИЗРЕЛ на младшего Адамова сына и его подношение, а на Каина и его дары не обратил внимания. Обида напополам с завистью выжигали нутро Каина с той же силой, с какой огонь от молнии пожирает сухое дерево. «Опять – Авель! Снова – Авель! Даже всемогущий Господь ему благоволит! – горячечно думал он, потупив взор. – Почему он, а не я? Ведь я, именно я обихаживаю землю в поте лица своего, как и повелел Приемлющий дары, изгоняя отца и мать из Эдема!» И тут же в ушах у него зазвучал голос Господа: «ПОЧЕМУ ТЫ ОГОРЧИЛСЯ? И ОТЧЕГО ПОНИКЛО ЛИЦО ТВОЕ?»