Эдвин Коул - Мужчины. Достигая максимума

Смысл Голгофы заключался в том, чтобы отделить нас от греха. Божий гнев должен был пасть на грех. До тех пор, пока мы не отделены от греха, мы находимся под Его гневом. Но с новым рождением мы становимся едиными с Иисусом Христом и Его праведностью, и поэтому гнев Божий минует нас, и мы подпадаем под Его благодать.

Божий Дух обличает нас в грехе не для того, чтобы обидеть нас, хотя это и печалит нас. А для того, чтобы мы захотели отделиться от греха и его мерзости, чтобы Бог дал нам еще больше Своей любви, благодати и силы. Бог никогда не перестает любить. Точка. Когда я был мальчиком и моя мама посещала Библейскую школу в Лос-Ааджелесе, я ходил с ней и другими студентами Библейской школы в район притонов, где они проповедовали Евангелие. Мама, Энни, Эрдин, я и другие брали гитары, тамбурины и большой барабан. Там на перекрестках они играли, пели и проповедовали, и служили худшим людям общества, худшим из худших.

Однажды вечером все мы пели знаменитую старую евангельскую песню: "Что может очистить меня от грехов, — ничего, кроме крови Иисуса!..".

Невзрачный, неопрятный, грязный алкоголик приблизился к Энни. Люди в районах притонов называют таких "пропойцами". Он был такой же, как сотни других, со смятым окурком в пожелтевших пальцах, у него были грязные ногти, глаза его остекленели и были подернуты дымкой, серая кожа, мешковатая одежда, от него разило дешевым вином.

Он потянул Энни за рукав, и она отдернула руку. Несколько раз он делал это, пока она не повернулась к нему, и он начал говорить с ней, в то время как остальные продолжали петь.

"Я знаю, то, что вы говорите — это правильно, — невнятно и медленно проговорил он скрипучим голосом. — Ничего, кроме крови Иисуса, не сможет очистить меня от грехов".

Я смотрел на все это, внимательно слушал, пораженный увиденным.

"Было время, когда я руководил семинарией, — продолжал он. — Я знаю все об этом. Но, понимаете, есть огромная разница между состоянием очищения и состоянием обеления".

Затем он побрел прочь, но его слова остались, и они сохранились в моей памяти до этого дня. Он был обелен.

Неисповеданный грех — это непрощенный грех.

Человеческая мудрость запутывает истину. Божественная мудрость ее раскрывает. Человек обеляет. Бог очищает.

У моего сына Пола появились новенькие водительские права в кармане. Я вернулся домой на несколько дней между моими поездками, и Пол задал мне вопрос, который все отцы "обожают" услышать.

"Могу я взять машину?" — поинтересовался он.

"Зачем?" — спросил я.

"Я хочу поехать в молодежный лагерь в Лассен".

Я мог назвать не одну серьезную причину, по которым он не должен был этого делать.

"Это совершенно новая машина".

"Я знаю".

"Ты получил свои права всего лишь пару недель назад".

"Я знаю".

"До молодежного лагеря ехать четыреста миль".

"Я знаю".

"Почему ты думаешь, что можешь взять машину?" — наконец спросил я его.

"Да потому, что я хочу поехать в Молодежный лагерь", — просто ответил Пол.

"Ты не возьмешь эту машину, чтобы поехать в молодежный лагерь за четыреста миль отсюда", — сказал я.

"Ах, да, я забыл. Мне еще нужна кредитная карточка".

"Я не дам тебе машину", — подытожил я.

"Я уже год водил машину с разрешительным свидетельством", — осторожно возразил он.

"Даже и не проси", — оборвал я его. — "Я сказал нет и все. Я даже не хочу слышать об этом".

Вопрос был закрыт.

Пол развернулся, топнул ногой, покраснев от гнева и разочарования. Он пробежал через гостиную к двери своей комнаты и взялся за дверную ручку, чтобы толкнуть дверь. Вот только он не повернул достаточно ручку, и дверь не открылась.

В этот момент Пол был настолько расстроен, что для него это уже было сверх предела. Он еще ни о чем не подумал, как пнул ногой по двери.

Когда он захлопнул ее за собой, в ней зияла пробоина.

Я все еще стоял на кухне, где я вынес свой приговор. Когда я услышал треск, во мне тотчас же поднялась волна гнева. Ну, я покажу ему!

Но тут вмешался Святой Дух, — спокойно, ненавязчиво, но настойчиво; и он прошептал слово моему сердцу: "Отцы, не раздражайте детей ваших".

Мое отношение к происшедшему изменилось за долю секунды. Сожаление охватило меня, и я почувствовал, как горячие слезы раскаяния защипали мне глаза. Я пошел в гараж, встал на колени и молил Бога простить меня за то, что я причинил сыну.

Сорок минут спустя я пришел обратно. Святой Дух смирил меня.

Я открыл поврежденную дверь в комнату Пола — мрачный символ моего семейного диктата. Это сильные слова — но и большой грех. Пол сидел на краю кровати, обхватив колени, спрятав лицо в ладонях. Спустя сорок минут после нашей ссоры, слезы до сих пор стояли в его глазах. Я присел рядом с ним.