Майкл Роуч - Сад небесной мудрости - притчи для гармоничной жизни [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Кто знает? Кто знает?

– Ну еще две минутки.

– Ни к чему это.

– Мне надо.

– Нет, тебе не надо.

– Ну правда, еще самую малость.

– Вставай, мы отправляемся.

– Куда? Зачем?

– А как же твоя мать?

Я мгновенно проснулся.

– Моя мать?

– Да, твоя мать.

– Она что, здесь?

– Я этого не говорил.

– Тогда о чем вы? – спросил я, вскакивая на ноги против своей воли.

– Она ждет, ты ей нужен, она хочет, чтобы ты пришел. Ты пойдешь или будешь отдыхать?

– Пойду, конечно же пойду. – Я почувствовал новый прилив сил, усталости как не бывало, а надежда придала мне легкость и наполнила радостью.

– Так и знал, что ты пойдешь, – сказал монах и пошел вперед быстрыми широкими шагами; я без труда поспевал за ним. – Ты благословлен силой добродетели; ты чувствуешь радость, когда уверен, что делаешь добро, ты испытываешь великое воодушевление при мысли о том, что надо встать и помочь твоей матери.

Я и вправду чувствовал какую-то неведомую мне ранее свежесть и бодрость; не прошло и нескольких минут, как мы оказались возле дорогой моему сердцу скамьи у подножия чинары – у парты в школе, в Ее школе.

Здесь Мастер Шантидева развернулся так резко, что полы его монашеской одежды описали огромную дугу, и схватил меня за руки.

– Это будет здесь, и будет очень скоро, – весело заявил он.

Я с надеждой взглянул в его лицо и снова улыбнулся против воли, просто увидев сияние его улыбки.

– Что? Что будет-то?

– Вот на этой священной земле, – ответил Мастер Шантидева, указывая на маленькую зеленую лужайку, где мы так часто с ней возлежали, – которая скоро станет еще священнее, ты получишь наставления о двух последних из шести совершенств, ты узнаешь их в совершенстве от того, кто превосходит меня величием.

Я задумался на мгновение, шевеля губами, ведь, несмотря на эту длинную ночь в Саду, он научил меня только трем из шести совершенств. Шесть минус три равно три. Значит, осталось три совершенства, а не два. Он показал мне даяние, добродетельную жизнь и управление гневом – только три.

– А как же насчет четвертого совершенства? Кто научит меня четвертому?! – закричал я в страхе, что так и не узнаю его.

– Четвертое совершенство есть радость: радость пребывания в добродетели; радость от добрых дел; благое чувство от того, что ты добр; то воодушевление, что поднимает тебя, усталого и разбитого, к новым благим свершениям. Это такая добродетель, сладость которой никогда не забудешь, попробовав хоть раз. Просто вспоминай свою мать, потому что она ждет и в каждый миг, который она проводит без тебя, в каждый миг ее пребывания в страдании и растерянности, где бы она ни находилась, – в тот самый миг ты уже должен быть на ногах, должен изо всех сил стремиться к высшим достижениям духа, чтобы иметь возможность добраться до нее и принести ей эти высшие дары.

Это радостный путь в город восторга, это радостная задача – привести ее с собой. У тебя нет вообще никаких причин удручаться, вообще никаких причин сомневаться, вообще никаких причин колебаться и вообще никаких причин повернуть назад. Ведь позади только смерть, позади – навсегда оставленная тобой жизнь, сулящая только боль в настоящем и боль в будущем, жизнь, состоящая из накопления вещей и человеческих отношений, которые нельзя удержать, которые можно только снова потерять.

Ты на верном пути, ты нашел свой правильный путь – так радуйся же, без оглядки мчись вперед, ищи и найди ее, танцуй – танцуй, кружись в том танце, какого только ни пожелает твое сердце!

И он снова раскатисто расхохотался своим звучным глубоким смехом. Вот только непрошеные слезы наполнили наши глаза…

Вот так и случилось, что я, тихий, безобидный книжный червь, втайне от всех начал вести героическую жизнь Воина. Это был поистине новый опыт, совсем иное восприятие привычного мира, ибо, хотя передний край сражений этого необычного Воина и проходил через всю ту же старую библиотеку, мою обжитую маленькую келью в скиту и знакомую тисовую аллею, по которой мне приходилось ходить по вечерам на рынок за овощами, сам я действительно чувствовал себя совершенно другим человеком, потому что мое предназначение стало совсем другим, чем было раньше. Моя прошлая жизнь казалась мне теперь прогулкой по бульвару с магазинами на каждом шагу; я был зевакой, я был покупателем, от нечего делать пялившимся на витрины в поисках чего-то такого, что привлечет мой праздный взор, а затем прилагавшим все усилия, необходимые для приобретения полюбившейся безделушки.