Нина Павлова - МИХАЙЛОВ ДЕНЬ

Всю ночь я просыпалась от леденящего ужаса, а наутро не смогла встать. Каждая мышца дрожала, как кисель. Дыхание пресекалось, и краешком угасающего сознания угадывалось — это смерть. С тех пор я знаю силу бесовского приражения — паралич воли под наркозом помыслов: «смерть — это хорошо, отдых, покой». Меня спасла моя мама, а точнее, её рассказ, как она заблудилась в Сибири в пургу. Конь выбился из сил, а мама упала в сугроб. Она уже засыпала сладким смертным сном, как вдруг затрепетало материнское сердце: дома дочка маленькая, грудничок, совсем беспомощная ещё. И мама намертво вцепилась в поводья, посылая коня вперёд. Так конь и привёз домой уже бесчувственную маму, и она говорила потом:

— Ты меня, дочка, от смерти спасла.

Теперь настал мой черёд любви и памяти о

ближних, таких больных и беспомощных без меня. И я поволокла себя к монастырю. Падала, цеплялась за кусты и деревья и через силу двигалась вперёд. Возле монастыря мне стало дурно. Припала к стене универмага и перепугалась — из витрины магазина на меня смотрел упырь с зелёным лицом и налитыми кровью глазами. Я отшатнулась в испуге и догадалась — в витрине зеркало, а упырь — это я.

К старцу Адриану обычно трудно попасть, но тут он вышел меня встречать.

— Ну, что — помолилась? — спросил он невесело.

— Помолилась, — просипела я, ибо голоса уже не было.

— Поняла?

— Поняла.

— Дай сюда свой помянник.

Мой помянник в ту пору был чуть тоньше телефонной книги Москвы — друзья, знакомые, малознакомые. Словом, я жаждала спасать мир, не умея спасти себя. И теперь старец вычёркивал из помянника имена со словами:

— Не потянешь. Не потянешь. Не потянешь. А этого идола окамененного напрочь забудь и не смей поминать!

«Идол окамененный» был известным драматургом и слыл в нашей компании интеллектуалом. А недавно с достоинством интеллектуала он рассуждал с телеэкрана об ошибках Христа. Господи, как стыдно бывает за прошлое, а оно настигает нас.

После ревизии старца в помяннике остались лишь имена моих родных, крещёных по обычаю, но неверующих. Повздыхал батюшка над их именами и сказал:

— Вот твой крест — отмаливать родных. Жалко мне тебя, сестра. Тяжёлый крест у тебя.

Смысл этих слов открылся мне позже, когда мои родные приходили к Богу через великие скорби. Слёз тут было пролито немало. Но слава Богу за всё, а скорби — школа молитвы.

Похожий случай был с моей подругой Тамарой. Батюшка благословил её молиться за пьющего мужа по тому известному правилу, когда читают по главе из Евангелия и Псалтирь. А поскольку на их улице после получки добрые молодцы массово отдыхали в лужах, Тамара стала отмаливать и их. Однажды на молитве она упала в обморок, а через неделю её увезли на «скорой» в больницу.

После больницы батюшка устроил ей разбор полётов и выговаривал:

— Ты что это, мать, на себя берёшь — всех пьяниц решила отмолить? А пупок не развяжется, а?

Помянник Тамары теперь тоже похудел. А годы спустя она признавалась:

— Как же трудно молиться даже за родных! С мужем стало полегче, да с сыном беда. Как уехал в Америку, так перестал причащаться и годами не ходит в храм.

У Тамары больное сердце и давление скачет. Но она ночами стоит на коленях в слёзной материнской молитве за сына. Трудно молиться, а надо, надо. Такая острая боль — сын!

И ещё раз о тех, кто спасает мир

«Молиться, — говорят святые отцы, — это кровь проливать». Помню, как после землетрясения в Спитаке к старцу Адриану привезли двух армянских вдов, потерявших тогда мужей и детей. На приём к старцу с утра стояла толпа, и кто-то нервно следил, чтобы не лезли без очереди. Но перед вдовами толпа расступилась в молчании, и страшно было видеть эти обугленные горем лица и незрячие неживые глаза. Вдов вели под руки сопровождающие, а они ступали шажками роботов, не реагируя на людей.

— Жить не могут, — пояснил сопровождающий. — Душа умерла от горя, и всё!

У старца вдовы пробыли долго. Вышли от него порозовевшие, а потом хлопотали в трапезной, накрывая столы. Слава Богу, ожили! А старец после их ухода упал на пороге кельи и неделю умирал с температурой сорок.

У нас в России что старец, то мученик. И в каких же тяжких болезнях уходят от нас наши молитвенники. Но вот явление, обозначившееся с уходом старцев, — появилось такое множество младостарцев, что один батюшка даже сказал:

— Теперь на каждом пеньке по старцу или старице, разумеется, с приставкой «лже».