Нина Павлова: Секрет

Отчего это другие цветут, а мне никак не расцвести? — огорчался Луговой Василёк.

Он видел, что под деревьями уже белеют нежные цветы ветреницы, а поближе к лугу теснятся на низких стебельках хвостатые цветы хохлатки. Из-под куста выглядывают жёлтые цветочки гусиного лука. По берегам ручья так и сияют ярко-жёлтые лакированные цветки чистяка, а прямо из воды поднимаются букеты золотых цветков калужницы.

А сам Луговой Василёк едва набрался сил, чтобы развернуть первые листья. Как обидно! И он решил разузнать, что помогло весенним цветам расцвести так рано, и попросил знакомую Муху выведать у цветов их секрет.

Муха согласилась, но прилетела ни с чем.

— Цветы говорят, — секрет и есть секрет. Он зарыт в земле.

— В земле? — удивился Луговой Василёк. — Ну, тогда я знаю, кого попросить: Крота. Он в земле хозяин, — что ему стоит разузнать?

Крот выслушал Василька и полез под землю. А на другой день вылез из норы такой важный, такой торжественный, что сразу стало ясно: он всё разузнал.

— Ну? — спросил Луговой Василёк.

— Погоди, дай отдышаться, — сказал Крот, растянулся на холмике вырытой земли и больше не проронил ни слова.

Но цветы тоже умеют молчать, да еще как умеют! И Василёк не торопил Крота.

— Узнал,- сказал, наконец, Крот. — Все эти весенние цветы запасают себе пищу еще летом и осенью и держат свои запасы в подземных кладовых. У каждого из них кладовая на свой лад: у кого — клубень, у кого — луковица, у кого — толстое корневище. Оттуда они и берут пищу сейчас, весною. Вот оттого-то у них и так много сил, оттого-то они и могут цвести так рано.

— Какие хитрецы! — сказал Луговой Василёк. — А я вот таких запасов делать не умею. Ну, что же, расцвету, когда расцветётся.

И он расцвёл в середине лета. Но тогда на лугах не было ничего прекраснее его ярких пурпуровых цветков. И все ими любовались.

Это Бабочка-Голубянка первая заметила печальный некрасивый цветок — Белую Дрёму. Бабочка только что вытащила хоботок из шпорца синей фиалки и вспорхнула вверх Пролетела над головками красной кашки и воздушными шарами одуванчиков, потом поднялась ещё выше, пролетела нал верхним этажом кружевных цветов купыря и, наконец, села на жёлтые цветки высокого кустика свербиги.

Оттуда-то, с высоты, Бабочка-Голубянка и увидела Белую Дрёму.

Дрёма стояла опустив голову. Лепестки её поникших цветков будто завяли. Листья и стебель Белой Дрёмы были покрыты пушком, и оттого, что цветок был таким грустным, казалось, ему нездоровится и он кутается в пуховый платок.

— Бедняжка, — сказала Бабочка-Голубянка, — к тебе не прилетит в гости ни одна бабочка. Ведь кругом столько чудных цветов в таких нарядных одеждах!

Белая Дрёма слышала эти слова сквозь дрёму и даже не поняла, что это говорят про неё.

Но Бабочку-Голубянку услышала Зелёная Муха. Она ела пыльцу на цветках купыря и бегала по ним, как по круглому столику-невидимке, покрытому кружевной скатертью. Взглянув на Белую Дрёму, Муха сказала:

— Да, Бабочка права! И не только Бабочка, а и Муха на такой скучный цветок ни одной парой ног не ступит!

Белая Дрёма опять еле расслышала эти жестокие слова и ничего не ответила.

Но Муху услышала Пчела. Она только что вылезла из пасти фиолетового мышиного горошка, взглянула на Белую Дрёму и сказала: