Коллектив авторов Религия: Беседы великих русских старцев. О Православной вере, спасении души в различных вопросах духовной жизни

Такой усладительной беседой старец приготовлял меня к чему-то высокому. И после всего сказанного он отечески об­нял меня и сказал: «Радость моя, молю тебя, стяжи мирный дух!» И тут же начал объяснять стяжание мирного духа. По его словам, это значит привести себя в такое состояние, чтобы дух наш ничем не возмущался. Надобно быть подобно мерт­вому или слепому при всех скорбях, клеветах, гонениях и по­ношениях, которые неминуемо приходят ко всем истинно шествующим по спасительным стезям Христовым, ибо мно­гими скорбями подобает нам внити в Царство Небесное. «Так спаслись все праведники и наследовали вечное блаженство, а перед ним вся слава мира сего как ничто, все блага и радости мирские и тени того не имеют, что уготовано любящим Бога в Небесных Обителях: там вечная радость и торжество. Для того чтобы дать духу нашему свободу возноситься туда и пи­таться от сладчайшей беседы с Господом, нужно смирять себя непрестанным бдением, молитвой и памятованием Господа. Вот я, убогий Серафим, для сего прохожу Святое Евангелие ежедневно: в понедельник читаю от Матфея, от начала до конца, во вторник — от Марка, в среду — от Луки, в четвер­ток — от Иоанна; в последние же дни разделяю Деяния и По­слания апостольские, и ни одного дня не пропускаю, чтобы не прочитать Евангелия и Апостола дневного и святому. Че­рез это не только душа моя, но и самое тело услаждается и питается оттого, что я беседую с Господом, содержу в памяти моей жизнь и страдания Его; день и ночь славословлю, хвалю и благодарю Искупителя моего за все Его милости, изливае­мые к роду человеческому и ко мне, недостойному». И после этого старец снова сказал мне: «Радость моя, молю тебя, стя­жи мирный дух, и тогда тысяча душ спасутся около тебя!» Я же, недостойный всем желанием души моей, хотел приоб­рести тот мирный дух, о котором он уже дважды упоминал мне. Я упал ему в ноги и, лобызая его стопы, полы одежды и руки, со слезами просил его, как отца и наставника, чтобы он излил свои молитвы перед Господом и Царицей Небесной о спасении грешной моей души. В эти минуты я всего себя по­ручил старцу; он же, видя мою преданность, еще сказал как бы во всегдашнее мне напоминание: «Радость моя, молю тебя, стяжи мирный дух!» И потом сам прямо открыл мне, для чего я пришел к нему и что именно желаю от него слы­шать. Когда же ужас и удивление объяли меня, старец в пре­дуготовление к наступающей беседе еще повторил: «Радость моя, молю тебя, стяжи мирный дух!». И вслед за этим в неизобразимой радости, с усилием голоса сказал: «Вот я тебе скажу об убогом Серафиме», и потом, понизя свой голос, продолжал: «Я усладился словом Господа моего Иисуса Хрис­та, где Он говорит: в дому Отца моего обители многи суть, то есть для тех, которые служат Ему и прославляют Его Святое Имя. На этих словах Христа Спасителя я, убогий, остановил­ся и возжелал видеть оные Небесные Обители, и молил Гос­пода, чтобы Он показал мне их, и Господь не лишил меня, убогого, Своей милости. Он исполнил мое желание и проше­ние: вот я и был восхищен в эти обители, только не знаю — с телом или кроме тела. Бог весть, это непостижимо. А о той радости и сладости небесной, которую я вкушал там, сказать тебе невозможно». И с этими словами отец Серафим замол­чал. В это время он склонился несколько вперед, голова его с закрытыми очами поникла долу, и простертой дланью правой он одинаково тихо водил против сердца. Лицо его постепен­но изменялось и издавало чудный свет, и, наконец, до того просветилось, что невозможно было смотреть на него; на ус­тах же и во всем выражении его была такая радость и восторг небесный, что поистине можно было назвать его в это время земным Ангелом и небесным человеком. Во все время таин­ственного своего молчания он как будто что-то созерцал с умилением и слушал что-то с изумлением. Но чем именно восхищалась и наслаждалась душа праведника, знает один Бог. Я же, недостойный, сподобясь видеть отца Серафима в таком благодатном состоянии, и сам забыл бренный состав свой в эти блаженные минуты. Душа моя была в неизъясни­мом восторге, духовной радости и благоговении. Даже досе­ле, при одном воспоминании, чувствую необыкновенную сла­дость и утешение.

После довольно продолжительного молчания снова заго­ворил отец Серафим. Вздохнув из глубины души, с чув­ством неизъяснимой радости, он сказал мне: «Ах, если бы ты знал, мой возлюбленнейший отец Иоанн, какая радость, какая сладость ожидают душу праведного на небеси, то ты решился бы во временной жизни переносить всякие скор­би, гонения и клевету с благодарением. Если бы самая эта келья наша была полна червей и если бы эти черви ели плоть нашу во всю временную жизнь, то со всяким жела­нием надобно бы на это согласиться, чтобы не лишиться той небесной радости, какую уготовал Бог любящим Его. Там нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания, там сла­дость и радость неизглаголанные, там праведники просве­тятся, как солнце. Но если той небесной славы и радости не мог изъяснить и сам батюшка Апостол Павел, то какой же другой язык человеческий может изъяснить красоту Гор­него Селения, в котором водворяются праведных души». После того, немного помолчав, начал он говорить и о веч­ных мучениях грешников.