Савва - Духовные упражнения

Это описание для нас тем более важно, что его озвучивает непосредственно Сам Судья, а Он говорит, что спрашивать будет не о вероисповедании, расовой принадлежности, политических взглядах, эстетических пристрастиях, и, более того, Он не будет судить по кодексу Десяти заповедей, что есть совершенный скандал! Трибунал самый простой: голодного накормил? Жаждущего напоил? Бездомного приютил? Больного посетил? Это все можно заменить вопросом: ты поступал по-людски, по-человечески?

Христос будет судить не по библейским законам — ни по ветхозаветным, ни по новозаветным, ни по церковным канонам. Он взывает к естественному закону нравственности, написанному в сердце каждого человека. Однако даже нравственно одаренный человек не может не дышать тем воздухом морали, которым дышит его окружение.

При всех достоинствах советской морали, она накапливала свои яды, и однажды их стало так много, что люди буквально начали задыхаться в этой атмосфере.

Мораль — это сфера поступков, их оценки, терпимости к пределу допустимого и порицания недопустимого.

Однажды я исповедовал одну даму, которая просила меня задавать ей вопросы.

— Воровали?

— Мы не воруем. Мы берем. Это банки воруют. А мы берем.

Еще один из вариантов:

— Воровали?

— У людей — нет.

Ответ предполагает, что у государства или, в наше время, у организации можно. То есть единый климат морали был таков, что возможность воровства не только не порицалась, но к концу восьмидесятых годов даже одобрялась и ставилась в пример: человек умеет крутиться. У меня был приятель, который умудрился стащить дорожный знак и спрятать его на даче. Он не смог объяснить зачем, но был убежден, что раз можно унести, значит, надо. Несли все, что попадалось, и священное по-людски было подвергнуто незаметной редакции.

Все это я разбираю не с тем, чтобы оправдать или опорочить советский строй. Просто мы дышим воздухом морали, химический состав которого формировался в том числе и в годы советской власти, и когда мы сегодня обсуждаем проблемы церковной жизни, не надо забывать, что внутри церковной ограды тот же моральный воздух, которым дышит все общество, нам никуда не спрятаться. Выход только один — активно влиять на состав моральной атмосферы.

Почему у нас с таким трудом развиваются церковные общины? Приходская жизнь пестра и активна, а общины все нет. О внутрицерковных причинах говорят много, но забывают о том, что мы не изжили некоторые позднесоветские яды. Спокойная и предсказуемая жизнь в Советском Союзе воспитала народ-ребенка, привыкшего к роли пассивного и послушного стада. Народ, потерявший навык к самоорганизации, утративший один из важнейших социальных рефлексов — работу в команде. А это уже моральная инвалидность, «иконой» которой, как ни странно, стал футбол. Группа талантливых игроков, которые не умеют работать вместе, сообща, команда одиночек. И дело вовсе не в футболе, над которым так жестоко все потешаются. Все наше общество — команда одиночек, а потому и Церковь наша — команда одиночек. Если даже священники не интересны друг другу, чего вы ждете от прихожан?

У нас любят ругать церковные власти, которые собирают людей по разнарядке. Это отвратительно. Но это не вся правда. Мы не умеем собираться. У нас атрофирована воля и потребность быть вместе. И теперь нужно крепко всем трудиться над тем, чтобы воспитать в обществе этот важнейший из социальных навыков.

Везут меня в машине. Стоим в пробке. Водитель открывает окно и выбрасывает пустую банку.

— Что вы делаете?

— А что? Я налоги плачу. Пусть убирают.

Но ведь это наша земля! Как же я могу жить на этой земле и гадить? Мне бывает так больно заезжать в лес, особенно летом, и видеть настоящие горы мусора, оставленные, на самом деле, неплохими людьми, которые даже не чувствуют, что совершают преступление. Не перед законом. Перед совестью. И каждому человеку следует вырабатывать благородную нетерпимость к таким вещам.

Мы терпимы к грязи вокруг нас, к мусору, бурьяну вдоль дорог, уродливым зданиям, но так не должно быть. Эта грязь не уйдет с принятием нужных законов. Чтобы появился закон, воздух морали должен накалиться от благородной нетерпимости к этой грязи.

Мы терпимы к самодурству, к показухе, к вранью и пошлости. Надо не стесняться выражать свое порицание, кто бы себе ни позволял такие поступки. Политик врет, ругается матом, жестоко оскорбляет оппонентов, и это не от темперамента, а потому что мы позволяем ему. Надо выработать благородную нетерпимость к подобным вещам, чтобы человек понимал, что от него все отвернутся, если он позволит себе такое.