Савва - Духовные упражнения

С живыми людьми не оберешься хлопот. С Живым Богом жизнь становится сложна и непредсказуема. Бог должен знать свое место и не выходить за рамки своего «иконного оклада». Бог не должен мешать моей религии!

Слово «религия» обычно переводят как «связь» — связь между человеком и Богом. Бывает так, что религия вместо связи становится препятствием между мной и Богом, и это самое грустное, что может случиться с христианином.

Один мой приятель, рассуждая о нашей религиозной суете, о захватывающих землетрясениях в нашей «церковной песочнице», сказал грубо, но точно: «Такое чувство, что Христос у нас как тот владелец „хаты на Новый год“: все празднуют, веселье в разгаре, застолье и танцы, а про хозяина уже давно забыли».

Если в аду есть уровни, то самое дно отведено для отправления точного религиозного культа, для «религиозных игроманов», которым не нужны ни люди, ни Бог. Как не пропустить у себя в глазах этот огонек религиозного сладострастия? Ведь борьба с игрой сама может превратиться в игру.

И так страшно бывает спросить себя:

кто я — христианин или геймер восьмого уровня?

В древности храмы были не только местом молитвы, но и единственным пристанищем спасения. В буквальном смысле. В храмах прятались. Храмы давали прибежище. Кто бы ни гнался за тобой, главное — успеть добежать до церкви и ухватиться за рога жертвенника. Были такие эпизоды в ветхозаветной истории. Но и церкви христианские спасали жизни отдельным товарищам. Некоторые меровингские короли и их наследники годами жили в церквях, вокруг которых рыскали недруги с топорами и ножницами, поджидая момент, чтобы уж если не отрубить наследнику голову, то по крайней мере состричь его длинные кудри, считавшиеся знаком королевского достоинства.

В старину в церквях прятались от смерти. Пришло время, и в храмах стали скрываться от жизни.

Как-то рано утром я стоял на братском молебне и вспоминал одного престарелого инока. Назовем его отец Икс или, по-церковному, Иксий. Он был человек клиросный и любил богослужение. Но еще сильнее он любил церковный устав. Каким вдохновением загоралось его лицо, когда он говорил о тонкостях совмещения разных служб, о количестве повторения стихир и способе чтения канонов, вычитке правила и положенных на трапезе блюдах!

Наш первый Великий пост в монастыре. Отец Иксий принес на клирос ложку-подсвечник, старинную, залитую древним воском, и мы читали каноны, меняя на этой ложке огарки свечей, словно мы отшельники в занесенном снегом скиту, тогда, в седую старину-старинушку, в старозаветные времена. А потянись рукой — вот тебе выключатель, электрический свет, удобный, и хорошо видно.

Эта зачарованность у меня очень быстро прошла, или, лучше сказать, сошла с меня романтика старины, испарилась. А в келье отца Иксия она царила всегда. Мне так казалось, когда я сам был романтиком. Но моего романтизма хватило ненадолго, он рассеялся в первый год монастырской жизни, хотя это было хорошее время, и в религиозном романтизме я не вижу ничего плохого. Более того, он полезен — в нужное время, в нужном месте.

В юности ошибаться легко и приятно. Энтузиазм отца Иксия оказался не романтикой, а другим мотивом, о существовании которого я тогда не подозревал.

Жизнь — это не просто биение сердца. Это биение сердца сейчас. Живое только в настоящем. Прошлого нет, его не существует. Есть только то, что есть сейчас. Тому, кто прячется от жизни, претит настоящее. У отца Иксия вся келлия была увешана старинными иконами, древними лампадами, дореволюционным фарфором и намоленными книгами. Все старое было для него оправдано и свято своей стариной. Тут царила не романтика, а нервозное неприятие живого, жизни.

Он признавался, что с детства хотел побыстрее состариться, очень любил общаться со стариками, точнее, со старухами. Конечно, это можно объяснить тем, что он рос среди старушек-монашек, а старина его привлекла, потому что он потомственный старовер. Но сейчас я понимаю, что этот человек никак не мог себе простить, что он жив, — вот в чем была его религия. Был ли он христианином? Кто я, чтобы отвечать на этот вопрос! Но в церкви очень удобно и уютно прятаться от жизни.

Даже интерес к апокалипсису у таких людей не бескорыстен: поскорее бы все закончилось, сколько можно ждать, сколько можно тянуть эту лямку постылого существования?

А кабы к утру умереть, Так лучше было бы еще.

За религией легко спрятаться от жизни. По своей природе религия консервативна, она должна хранить старину, поддерживать традиции. Человек, который не может себе простить, что он жив, комфортно устроится в религии, ведь она постоянно говорит о мире загробном, зовет все мысли и надежды направить туда, в тот лучший мир.