Андреас Конанос - Лекарство от одиночества. Беседы о любви

— Монашеская схима, которую ты получил, означает, что ты должен освятить себя за целый мир!

Другими словами, надо, чтобы и ты стяжал дарования, и ты возблагодарил Бога за целый мир. Ты видишь? Пресвятая Богородица хранит тебя от помысла надменности, то есть ты должен стать святым не ради себя самого, а ради всего мира.

Самое великое дарование — любовь. Если утратишь любовь, то, хоть все дары на свете имей, ты не получаешь ничего. Ты не раздал себя. Ты не сделал того, что сделал Бог, раздавший Себя за всех. Он не пощадил Сына Своего — самое высшее, что у Него есть, — и даровал нам любовь. Он попустил, чтобы Сын Его Возлюбленный стал Человеком, и Он захотел стать Человеком из любви к людям, чтобы сказать нам:

— У Меня нет ничего Своего, чего Я хотел бы тебя лишить. Я все вам даю и хочу, чтобы вы тоже давали Мне все, чтобы между нами было единство!

Фарисей был жестокосердым, а мытарь — очень добрым и симпатичным, поэтому его все и любят и называют «добрым мытарем», «смиренным мытарем», как разбойника на кресте называют благоразумным, потому что он открыл свое сердце и сказал:

— Боже, пожалей меня! Я грешен, ничего хорошего у меня нет, но я прошу у Тебя прощения! Я не притворяюсь святым, не притворяюсь хорошим, да, я нехороший, но я ищу Твоего прощения!

Знаете, почему он все это делал, почему открыл свою душу? Потому что почувствовал Божию любовь, он почувствовал, как Бог любит его, и не побоялся приоткрыть свое сердце. Чтобы открыть свое сердце и сказать все это, то есть: «Я грешен! Я сделал это, сделал то!» — надо прежде всего не бояться. Потому что кто чувствует, что в него сейчас полетит тапок или щелкнет бич, стоит ему назвать какой-нибудь грех, тот не откроет рта. Его спрашивают:

— У тебя есть какой-нибудь грех?

— Нет-нет, у меня все в порядке. Все хорошо.

— А может, у тебя что-нибудь другое?

— Нет же! Нет!

У него еще нет безстрашия Божией любви, нет дерзновения к Богу.

И тебе тоже надо прежде всего понять, как сильно любит тебя Бог. Однако у тебя есть право спорить со мной, поскольку ты сейчас скажешь мне:

— А как я могу это понять, если ты мне этого не показываешь?

Да, ты прав, вот ты и подвел меня к тому, к чему я хотел, — к тому, что нам, которые, как предполагается, близки к Богу, следовало бы показывать людям эту Божественную картину, то есть давать им чувствовать себя так, как мытарь чувствовал себя пред Богом. Как? Без страха, чтобы ты чувствовал себя в безопасности, чтобы знал, что если откроешь свою душу и назовешь грехи, то тебя ждет только объятие.

А знаешь, что значит стоять и говорить: «Я вор, пьяница, прелюбодей, блудник, я курю, богохульствую, сквернословлю, развратничаю, обижаю, осуждаю, завидую»? Сказать все это — и вместо ответа ощутить объятие и огромное тепло. И не слышать ни о ключах от тюремных камер, ни о решетках, истязаниях, ни об электрических стульях, ни о судилищах с колоколом, который по ком-то звонит, — ничего из всего этого. Одно только объятие, тепло, прощение, человеколюбие.

Тебе надо ощутить Божию любовь, а нам, священникам, — ее показать. Но ты тоже священник в собственном доме и совершаешь свою святую литургию в твоей семье, в сердце твоего ребенка, поэтому ты тоже, отец ты или мать, должен показать своему ребенку вот это Лицо Бога, Которое есть нескончаемое объятие, прощение и ощущение того, что здесь он в полной безопасности и его принимают…

(Пер. с болг. Станки Косовой)

Борей — это северный ветер.

См. Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов. Об авве Антонии, 32; Древний патерик. Глава 17, 1.