"Ибо невежда говорит глупое, и сердце его помышляет о беззаконном, чтобы действовать лицемерно и произносить хулу на Господа, душу голодного лишать хлеба и отнимать питье у жаждущего".
Хотя главы 1–9 отнюдь не лишены конкретных наставлений, они, в первую очередь, служат для прояснения вопросов, возникающих при выборе между мудростью и глупостью, праведностью или беззаконием, и для подготовки к восприятию нескольких сотен конкретных притч, которые следуют далее. Восхваляя добродетели истинной мудрости, учитель настоятельно предупреждает ученика против некоторых преобладающих искушений: преступлений, связанных с насилием (1.10–19; 4.14–19), поспешного поручительства (6.1–5), лени (ст.6-11), коварства (ст. 12–15) и особенно от сексуальной распущенности (2.16–19; 5.3-20; 6.23–35; 7.4-27; 9.13–18). Яркие описания зловещих чар распутных женщин могут относиться не только к опасностям физического разврата, но и к бедам духовной нечистоты — поклонению ложным богам, которое часто описывают пророки (в частности, Осия: 1.2; 2.13; 4.12–15; и Иеремия: 3.1-13; 5.7–8) как прелюбодеяние или блуд. В связи с тем, что хананейская и другие ближневосточные религии предусматривали обрядовую проституцию, мудрец мог одновременно подразумевать и то, и другое. Глубоко религиозный характер этих глав (напр., 1.7; 3.5-12), их нравственная и социальная озабоченность и наставительный, проповеднический стиль напоминают речи из Второзакония. [1082]
Олицетворение мудрости в гл.8 имеет особую важность. Здесь премудрость показана в виде женщины, призывающей человеческий род следовать ее наставлениям и найти смысл жизни. Это олицетворение не лишено прецедентов в Ветхом Завете. Иов.28, например, описывает Премудрость как тайну, которую люди не могут постичь, несмотря на все технологические достижения (напр., успехи в области горного дела, ст. 1-11). Лишь Бог знает ответ на загадку премудрости (ст.23–28). В Притч. 1.20–33 она показана в виде женщины, на улицах и площадях призывающей людей отказаться от своей глупости и обрести наставление и безопасность в Премудрости. Долгоденствие в правой руке ее, а в левой у нее — богатство и слава, и все стези ее — мирные (3.16–17).
Эта персонификация достигает своего апогея в 8.22–36, где Премудрость утверждает, что она сотворена раньше всего остального, намекая даже на то, что она помогала Богу в творении (ст. ЗО; ср.3.19). [1083]Данные утверждения имеют больше практическое, чем богословское значение: Премудрость дает заверения о себе с тем, чтобы вызвать сердечную преданность (8.32–36). Следовательно, здесь весьма рискованно пытаться видеть гипостатизацию независимого бытия премудрости. Евреи мыслили конкретными, а не теоретическими категориями. Эта конкретность мышления часто приводила их поэтов к рассмотрению неодушевленных объектов и идей, как если бы они были личностями. [1084]
Такое олицетворение, ставшее еще более сильным в межзаветный период (напр., Сир.24.1-34), сыграло значительную роль в новозаветной христологии. Доктрина Логоса ("Слова") в Ин. 1.1-14 основана, по крайней мере, частично на Притч.8: и Премудрость, и Логос предвечны (8.22; Ин. 1.1) — участвуют в творении (8.30; Ин.1.3) и оказывают жизнедающее влияние (8.35; Ин. 1.4). [1085]Аналогичным образом описание господства Христа, сделанное Павлом в Кол. 1.15–20 и содержащее намеки на Притч.8, и конкретные указания на Христа как источник истинной премудрости (1 Кор. 1.24, 30) глубоко уходят корнями в Книгу Притчей. [1086]
Вопрос об авторстве этих глав, возможно, никогда не будет решен окончательно. Надписание (1.1–6) приписывает всю Книгу Соломону. Поскольку он вновь упоминается как конкретный автор собрания, которое начинается на 10.1, гл. 1–9 принадлежат, вероятно, анонимным мудрецам. Рассматриваемые обычно среди поздних разделов Книги, эти очерки, возможно, были включены в Книгу только в 600 г. до Р.Х., хотя большая часть материала, видимо, восходит к более ранней эпохе. Учитывая количество параллелей между этим разделом (особенно гл.8–9) и угаритской и финикийской литературой, В.Ф. Олбрайт приходит к выводу о том, что "вполне вероятно, что афоризмы и даже более длинные разделы восходят к бронзовому веку, в основном, в их современном виде". [1087]В противоположность склонности некоторых современных исследований датировать материал мудрости по длине, краткие изречения — более ранними, а более длинные — более поздними периодами, [1088]существование длинных учительных изречений в Египте и Месопотамии задолго до времени Соломона свидетельствует о древности этой литературной формы. "Таким образом, длина более не может рассматриваться как критерий датировки различных частей Книги". [1089]
Читать дальше