Матвей Барсов - СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ

Обвинение его иудеями. Ст. 1-9. В Кесарии Павла поместили в темнице старого дворца Ирода Великого, занимаемого в то время правителем и носившего римское название «претории». Через пять дней после прибытия в Кесарию Павла, явились к Феликсу иудеи, пришел и сам первосвященник Анания, в сопровождении членов Синедриона и некоторого ритора Тертулла, взятого для обвинения Павла. Начался суд. Тертулл, по правилам риторики, начал обвинительную речь льстивой похвалой Феликсу, с наглым бесстыдством хвалил распоряжения Феликса, говорил о счастьи, каким наслаждались иудеи в его правление, об общественной благодарности, и просил Феликса выслушать его с обыкновенной добротой. Затем он перешел к главному предмету своей речи — обвинению Павла, называл его язвою, нарушителем общественного спокойствия, основателем ереси Назореев, возбудителем мятежа между единоверцами. Мы находим «сего человека язвою общества, возбудителем мятежа между иудеями, живущими по вселенной, и представителем ереси назорейской» (XXIV, 5), или назаретской — (Назореи — последователи Иисуса Назаретского). Перемена буквы а на о — простая игра слов, изменяющая значение слова Назареи (Назореи — люди ничтожества). Таким образом, иудейский оратор хотел выставить на вид преступление Павла, которое мог судить сам правитель; но ему хочется также настоять, чтобы он судился, или вернее, был осужден самими иудеями. «Он отважился, -прибавляет оратор, — осквернить храм», так что «мы взяли его и хотели судить по нашему закону. Но тысяченачальник Лизий, пришедши, с великим насилием взял его из рук наших и послал к тебе» (6, 7). Затем он передает о событии, уже известном нам. Заключение речи, хотя и не высказанное определенно, ясно: Павел должен быть предан суду Синедриона, как осквернитель храма.

Защитительная речь его. Ст. 10-21. Не будь Павел римским гражданином, Феликс, вероятно, выдал бы его иудеям, радуясь, что так дешево может купить доброе мнение их о себе. Но право римского гражданина Павла заставило его быть осторожнее и даже дозволить Павлу говорить в свою защиту. По знаку Феликса, Павел начал говорить. Сначала он высказал удовольствие, что судится таким человеком, который так долго управляет страной. В этих словах нельзя видеть лести Феликсу и его правосудию, на которое Павел, конечно, мало рассчитывал: он хотел сказать этим, что Феликс должен знать иудеев, особенно их старейшин, и понимать, на что они способны. Но он не высказывает этой мысли ясно, не желая пользоваться ненавистью Феликса, которому он отвечал на взаимную ненависть к нему иудеев, особенно Анании. Посему Павел в своей речи только защищается, говорит, что он пробыл в Иерусалиме только несколько дней и во все это время не вступал в споры ни во храме, ни в синагоге; признает, что он служит Богу отцов своих по учению, отличному от иудейского, а это учение они называют ересью; но служит так по учению, написанному в законе и пророках, веруя в воскресение. Чаяние воскресения руководит всей его жизнью и действиями. Давно он не был в Иерусалиме и теперь пришел туда, чтобы доставить братьям милостыню, собранную в других странах, и вошел в храм только для исполнения формальностей своего обета. Там асийские иудеи узнали его и схватили. Синедрион не может обвинить его ни в каком преступлении, и он судится за то только, что учит о воскресении мертвых (Воскр. чт. 1873 г., ч. 2,. стр. 228).

Беседы Павла с Феликсом и Друзиллою. Ст. 22-27. Не показывая, опровергали ли иудеи Павла, историк говорит только, что Феликс отложил дело их до другого раза. Дальнейшие слова его часто были предметом превратных толкований. Их влагали в уста Феликса, заставляя его говорить, что он хочет рассмотреть их дело и обстоятельно узнать о сем учении (христианском). Но эти слова, указывающие, по-видимому, нa благородные побуждения правителя, имеют совсем другой смысл. Нет ничего невероятного, что порочный правитель, понимая, что дело идет о христианском учении, отложил спор, с целью извлечь материальную выгоду от служителей религии. Эту мысль подтверждают и частые беседы его с Павлом, у которого он просил денег, зная, что он принес в Иерусалим милостыню (Деян. XXIV, 26).

Историк сообщает подробности первой из его бесед, на которой присутствовала и жена правителя, Друзилла, иудеянка по происхождению. Феликс отправился к Павлу и слушал его о «вере во Христа Иисуса» (24). Ни из чего не видно, чтобы вопрос об учении предложен был правителем по чему-либо другому, кроме любопытства. Но Павел, по обычаю, дошел в своей речи до заключений своей речи, действующих всегда очень сильно на людей, даже гораздо лучших, чем Феликс и Друзилла. Феликс «слушал его о вере во Христа», но когда Павел начал говорить о правде, воздержании и о будущем суде, о справедливом воздаянии неправедному и жестокому деспоту, о воздержании в жестокости и о последнем суде над человеком, искавшем в эпикурейских отрицаниях защиты против богов, — тогда Феликс пришел в страх и сказал: «Теперь пойди, а когда найду время, позову тебя» (25). Вероятно, Павел не надеялся на исполнение обещания вторичной беседы. А между тем, они повторялись не один раз. Неизвестно, о чем говорилось на них, но знаем, что они не сделали правителя справедливее в управлении и не смягчили его нрава; он забыл учение о будущем суде, произведшее в его душе минутный страх. Даже в отношении к Павлу он был по-прежнему жесток, самолюбив, жаден. Зная его невинность, он, однако, продолжал держать его в темнице, из угождения иудеям и для смягчения их гнева. Отправляясь через два года в Рим, куда он вызван был императором вследствие жалоб на него иудеев, он все-таки оставил Павла в темнице, чтобы хотя немного расположить тем к себе иудеев. Только деньги могли освободить Павла от таких расчетов самолюбия. «Он надеялся, — говорят Деяния ап., — что Павел даст ему денег, чтобы отпустил его» (26).