Матвей Барсов - СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ

Если не более, то во всяком случае и не менее, чем о лице, давшем обет, существует разногласий и относительно самого объекта, какой должно разуметь в данном месте. Действительно, какой здесь разумеется обет? Для решения этого вопроса представляет вполне достаточные данные самый текст книги Деяний. Во-первых, этот обет св. Лука называет одним только греческим существительным без всяких других определений: έΤχεν γαρ εύχήν. Ευχή как по употреблению и у классиков, так и у новозаветных священных писателей обычно означает религиозный обет, который, конечно, всегда соединяется с молитвой. Но так как у евреев было несколько различных обетов, между тем как св. Дееписатель употребляет одно ευχή без всякого определения, то само собою понятно, что он этим словом хотел обозначить такой обет, содержание и форма которого не подлежали личному усмотрению обещающихся, но были строго определены законом. Ευχή Дееписатели — это ευχή κατ' εξοχήν, a таким обетом по преимуществу был общеизвестный и распространенный у евреев обет назорейства. Во-вторых, Дееписатель указывает и одну черту этого обета: κειράμενος την κεφαλήν. Острижение волос — это, конечно, внешняя принадлежность обета; о ней, как подлежащей внешнему наблюдению, и говорит св. Лука, не касаясь внутреннего содержания обета; но стрижение волос, было существенной внешней стороной именно обета назорейства. Наконец, в-третьих, сохраненные Дееписателем слова в ответе ап. Павла ефесским иудеям: δει με πάντως την έορτήν την έρχομενην ποιησοι εις Ιεροσόλυμα — всего вероятнее должны иметь непосредственную связь с замечанием о данном апостолом обете. Ни из предыдущего, ни из последующего в книге Деяний, а равно и ни из Посланий самого ап. Павла, ничего неизвестно о той неотложной надобности, которая так настойчиво (πάντως) и так поспешно отзывала его тогда в Иерусалим. А если поставить в связь эту поспешность апостола непременно к назначенному и притом очень близкому (την έορτήν την έρχομενην) сроку быть в Иерусалиме с известием о недавно данном им обете, то тогда эта поспешность получает себе надлежащее уяснение. Кажется, что св. Лука потому и не говорит о причинах этой поспешности, что они понятны сами собой из известия об обете св. апостола: данный им обет неотложно требовал прибытия его в Иерусалим к назначенному сроку. Таким же обетом мог быть только обет назорейства, который требовал при своем окончании принесения жертв и снятия волос непременно в Иерусалиме (Третье великое благовестническое путешествие св. ап. Павла. Богослов. Вест. Map. 1892 г. прилож. стр. 26—34).

Архим. Григория.

Самый текст книги Деяний не дает каких-либо ясных и определенных указаний на самое наименование этого праздника. Св. апостол ефесским иудеям говорит как об известном им, уже приближающемся, празднике: мне нужно непременно провести приближающийся праздник в Иерусалиме (την έορτήν την έρχομενην ποιησαι είς Ιεροσόλυμα). Не подлежит сомнению, что под этим εορτή нужно разуметь какой-либо один из больших иудейских праздников, каковыми были Пасха, Пятидесятница и Кущей, на которые обычно иудеи путешествовали в Иерусалим и относительно каждого из которых можно было выразиться: την έορτήν без добавления его собственного имени.

Таким праздником была Пятидесятница. Она праздновалась через семь недель после Пасхи; поэтому для путешествия в Иерусалим на Пятидесятницу св. Павлу приходилось употребить промежуточные недели между этими двумя праздниками: это были самые лучшие дни навигации; этим-то и объясняется попутное посещение им Ефеса и та уверенность, с которой он уже в Ефесе соразмерял свой дальнейший путь с оставшимся временем. В его словах: мне нужно непременно провести приближающийся праздник в Иерусалиме так и слышатся недоговоренные мысли; «и я, хотя этот праздник и очень уже близок (έρχομενην), однако, вполне надеюсь приехать к нему вовремя». Этим-то — далее — объясняется и решительное намерение ап. Павла по миновании праздника опять, не медля, возвратиться тем же морским путем в Ефес. Наконец, Пятидесятница, будучи праздником иудейского происхождения, в новозаветной истории, однако, была ознаменована таким важным событием, которое сделало ее чисто христианским праздником. Особенно же важна она была для апостолов: с этим днем в их сознании связывалось воспоминание о первом дне открытия на земле Воскресшим и Вознесшимся Царства Божия, о первом моменте жизни Церкви Христовой на земле, о первом апостольском слове, которое прозвучало в Иерусалиме и тогда же, в тот же великий день, стяжало целые тысячи новых членов Церкви. Этот праздник был одинаково дорог сердцу всех апостолов; но, несомненно, особенное значение он имел для св. Павла. Насколько другие апостолы чтили этот праздник, как воспоминание о бывшем сошествии на них Св. Духа в первую Пятидесятницу, настолько св. Павел, не только не сподобившийся получения Св. Духа в первую Пятидесятницу, но даже тогда еще враждовавший против христианства, теперь, по своем приобщении благодати Христовой и сонму апостолов, в ежегодных воспоминаниях первой Пятидесятницы почерпал сугубую радость о явленной к нему Божией милости. Особенно же радостно было для духа Павла проводить этот праздник в самом Иерусалиме, в общении с сонмом св. апостолов. И если апостольские труды не позволяли ему часто являться в Иерусалим на Пятидесятницу, то теперь, при представившемся случае, он тем радостнее стремился туда.