Матвей Барсов - СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ

Павел отплыл из Коринфа, или вернее, из Кенхрей в Сирию, «остригши голову в Кенхреях, по обету».

Что же это за обет? В какой форме и при каких обстоятельствах он дан? И что особенно важно, каким образом иудейский обет мог согласоваться с христианским учением св. Павла? Что касается самого обета, то объяснение происхождения его нужно искать, прежде всего, в контексте речи. Окончив благополучно свое путешествие, исполненное многих опасностей, и видя обильные плоды своих трудов, апостол приносит полное благодарение Богу, выразив его в обыкновенной иудейской форме, но устранив из нее все, противоречащее духовности христианства. Он обрезывает волосы и тем исполняет обет назорейства, описанный в книге Числ (гл. 6). Принимавший на себя этот обет воздерживался в продолжение 30 дней от вина и всех крепких напитков, в 30-й день обрезал волосы во храме, сожигал их и приносил в жертву ягненка, овцу или барана. Последнее условие обета ап. Павел опускает, и потому несправедливо видеть связь между обетом и путешествием апостола в Иерусалим, «на приближающийся праздник». Книга Числ нигде не говорит, чтобы конец обета совпадал с днем великого праздника. Таким образом, обрезав волосы, апостол исполняет в Коринфе только главный, существенный акт обряда; отбросив же все остальное, как несогласное с духом христианства, он сохраняет христианскую свободу и духовность, зависящую от внутреннего, сердечного настроения (Воскр. чт. 1873 г., стр. 56).

Прот. Горского.

Тогда у иудеев было в обыкновении (вероятно, взято с обетов назорейства) подвергшимся какой-нибудь болезни или другому какому-нибудь важному бедствию, давать обет: если избавлюсь от этой напасти, то принесу Иегове жертву благодарения в храме, тридцать суток не буду пить вина, постригу себе волосы (Jos. de bell. 11, 15). Павел мог наложить на себя такой обет по поводу освобождения от какой-либо опасности в последнее время его пребывания в Коринфе или случившейся при отправлении его отсюда; как много опасностей и бедствий у него было, мы знаем из 2 Кор. 11, 26, 27. Форма, в которой выражалось это благодарение, была сама в себе безразлична, и, обладая духом христианской мудрости, Павел нимало не затруднялся в отношении к форме быть для иудеев иудеем, в отношении к язычникам язычником. Поэтому когда отправился он с Акилою из Кенхрей в Малую Азию, то и начал исполнение своего обета (Деян. 18, 18). Потом спутника своего с женою оставив в Ефесе, куда и сам обещался быть, поспешил в Иерусалим, где посетил Церковь и совершил обет свой в храме (ст. 22) ( Ист. Евангельской и апостольской Церкви, стр. 450).

Еп. Михаила.

«Павел отплыл в Сирию и с ним Акила и Прискилла (точнее — Прискилла и Акила), остригши голову по обету»: и текст несколько не ясен, и событие, в нем упомянутое, несколько загадочно. Неясность текста в том, к кому относить выражение «остригши голову»: состав речи позволяет относить и к Павлу, и к Акиле; к Павлу потому, что он здесь главное действующее лицо, о котором повествуется, к Акиле — потому, что выражение — «остригши голову» — стоит рядом с его именем и, следовательно, может быть относимо прямо к нему, тем более, что имя жены его поставлено здесь впереди его имени, как бы именно для того, чтобы показать, что упомянутое выражение относится прямо к нему. И надобно сказать, что из самого текста нельзя решить дела положительно в ту или другую сторону, из посторонних соображений — тоже, и вопрос может быть решен только так: может быть, Павел остриг голову по обету, может быть, Акила, и из толкователей одни защищают первое мнение, другие последнее. Павел после участвовал в подобном действии в Иерусалиме по совету старейших апостолов (21, 22 и дал.), следовательно, мог поступить так и теперь, нисколько не противореча своим убеждениям относительно необязательности еврейских обрядовых законов в христианстве, тем более, что даже на добровольное обрезание в христианстве он смотрел, как на дело безразличное (ср. 16, 3 и прим.), следовательно, можно приписать ему действие остриженияголовы по обету, нисколько не соблазняясь подобным его действием. Потому же можно приписать его и Акиле, хотя в то время он, вероятно, был уже христианином (ср. ст. 26). -Что значит самое острижение головы по обету (Числ. гл. 6)? По этому закону, давший Богу обет назорейства на известное, определенное время не должен в продолжение этого времени, между прочим, стричь волосы на голове своей; по окончании же времени обета, Назорей должен принести при скинии (а по построении храма — при храме) узаконенную жертву, остричь голову и волосы сожечь на огне своей жертвы; этим снимается с него обет назорейства. В случаях осквернения Назорея (определенных в законе) он также должен остричь голову, очиститься, принести жертву и снова начать назорейство свое. Но все эти обряды по закону должны совершаться при скинии (а потом при храме), следовательно, в Иерусалиме, — следовательно, не идут к рассматриваемому случаю, когда острижение головы совершилось вдали от Иерусалима и храма; предположение же, что для живших в рассеянии и для путешествующих разрешалось исполнять указанные обряды назорейства вдали от храма — не более, как предположение, не имеющее твердого основания, тем более, что жертвы можно было приносить только во храме, а жертва при сем — главное дело. Посему надобно полагать, что упоминаемый в рассматриваемом месте обет не есть ни окончание, ни возобновление этого обета. А засим остается предполагать, что этот обет в настоящем случае есть частный обет, и острижение головы есть окончание этого обета; но в чем состоял этот обет, какие были побуждения к нему, какая цель и пр. — остается неизвестным, и догадки в сем отношении не приводят ни к чему твердому, да и не нужны они, так как самое действие в христиански-нравственном отношении столь незначительно, или лучше сказать безразлично, что Дееписатель не считает даже нужным пояснить значение его.