Матвей Барсов - СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ

И в Климентинах есть общее указание на Досифея вместе с Симоном, как на приверженцев саддукейства: о них сказано, что и хулили Бога, отвергали воскресение мертвых и религиозное значение Иерусалима переносили на Хоразин.

Началом выступления Досифея в роли мессии Климентины считают год смерти Иоанна Крестителя; тогда, замечает автор, злой враг, дьявол, узнал из древних пророчеств, что наступило время для него произвести смуты, чтобы задержать распространение веры в грядущего Мессию (т. е. Иисуса Христа). Начало своему расколу Досифей положил избранием 30 учеников и женщины, названной Еленою. В одной Самарянской хронике, на арабском языке, сказано, что досфане бросили астрономические таблицы сихемского первосвященника и каждый месяц стали считать в 30 дней. Тридцать учеников Досифея изображали это именно число лунного обращения. Какое значение имело присоединение Досифеем к ученикам своим еще женщины? Как образ богини луны, Астарты, имевшей обширный храм в Сидоне, на финикийских монетах изображалось полнолуние. Царице неба, Астарте, во время пророка Иеремии израильтяне приносили жертвы. В виде прекрасной женщины эта самая богиня луны, или царица неба, перешла в народное представление. Поэтому Досифей нашел в женщине живой образ богини луны.

В числе тридцати учеников Досифея находился и Симон. Вот как представляют Климентины его поступление в ученики к Досифею. Когда Досифей стоял во главе своих тридцати учеников с Еленою, приходит к нему Симон и умоляет его, в случае смерти кого-нибудь из 30 учеников, принять его, Симона, к себе в ученики. Случай представляется, и Симон вступает в общество учеников Досифея. Скоро однако же добрые отношения между учителем и новым учеником изменяются. Симон начал унижать Досифея в глазах других, говоря, будто он не учит истине не потому, что не хочет другим давать то, что сам имеет, но потому, что он не знает лучшего. Услышал об этом Досифей и для восстановления к себе уважения взялся за палку, но в ту самую минуту, когда палка должна была пройти по спине непочтительного ученика, он превращается в приведение. Изумленный учитель спрашивает: «В призрачном ли теле вижу тебя? скажи, чтобы почтить мне тебя! — Да, это я, «стоящий» перед тобой, как призрак!» Тогда пал ниц Досифей, поклонился и уступил место свое Симону, а сам сделался его учеником. Все-таки хладнокровно не мог Досифей перенести такого позора, из учителя стать учеником, и скоро умер.

Что бы ни лежало в основании этого рассказа Климентин, все равно. Дело в том, что Симон был признан за Мессию, как «стоящий», или предстоящий; потому что выражение это указывает на мессианское достоинство великого пророка, предсказанного Моисеем. Выражение «стоять», «предстоять» пред Богом часто встречается в книгах Моисея; оно употреблено и в самом пророчестве о имеющем явиться пророке: пророка от братии твоея яко же мене восставит тебе Господь. В псалмах Мессия представляется сидящим одесную Бога; у пророков также; в целом Новом Завете только один раз употреблено «стоять», именно в книге деяний ап. сказано о Стефане, что он увидел небо отверстым и Иисуса, стоящим одесную Бога. В иудео-христианской теософии и у Филона особенно Логос, Сын Божий, называется стоящим, т. е. выше других божеских сил. У самарян пророческие книги и псалмы не признавались богодухновенными, и потому о мессианском достоинстве Симона волхва, в кругу ближайших его приверженцев, сказано, что он стал «стоящим», — выражение, заимствованное из книг Моисея и иудейской теософии, которую изучил Симон в Александрии.

Симон, став во главе тридцати учеников Досифея (так продолжают рассказ Климентины), влюбился в женщину, изображавшую в обществе учеников Досифея богиню луны, Елену, и называвшуюся этим же именем.

Заняв место Досифея, Симон взял Елену к себе и жил с нею, а чернь уверял, что Елена — праматерь мудрости, низшедшая на землю в виде женщины, — та самая Елена, за образ которой некогда дрались троянцы и греки и которая очаровала старцев у ворот Трои; сам же Симон — высочайшая сила Божия, превосходящая достоинством иудейского Бога, Творца мира.

Эти два положения составляли основу Симоновой ереси. Предосудительное отношение свое к Елене он возвел на степень догмата. Немало нужно было умения, чтобы таким мечтательным представлением завоевать силу господства над человеческим смыслом. Симон хорошо понимал, на кого он действует, чем и как действует. Суеверие и ожидающее настроение религиозного чувства потомков Иакова служили главной пружиной, через которую он думал действовать, чтобы завоевать себе мессианское достоинство; склонность к александрийской мечтательности избавляла его от насмешек, а магическое искусство во всех его разветвлениях представляло ему как бы сеть для ловления людей.