Том Райт: БОГ ЕСТЬ. ЧТО ДАЛЬШЕ? Как стать теми, кем мы призваны быть

Люди, думающие об этом, указывают еще на одну загадку. Сам Иисус, а вслед за ним и авторы Нового Завета, похоже, предъявляли первым христианам довольно строгие нравственные требования. Как это объяснить? Если мы уже спасены, какое значение имеют наши поступки? И реалистичны ли эти требования в наше время?

Не все христиане мучаются над этими вопросами. Однако многих они беспокоят, и я надеюсь, эта книга покажет им, что старинный мост, оставленный ими без внимания или признанный негодным, вполне способен выдержать их вес и надежно соединяет два берега реки. У этого моста есть множество названий, о которых нам еще предстоит поговорить. И одно их самых очевидных его имен — характер. Именно этому качеству посвящена данная книга.

Эта книга возникла и еще по одной причине. Многие люди из тех, кто никогда не задумывался о вопросе, мучавшем Джеймса, сталкивались с другой проблемой. Позвольте вам представить двух других моих старых друзей (их имена я также изменил): Дженни и Филиппа.

На одном многолюдном собрании в церкви Дженни и Филипп начали спорить. Проблема же заключалась в том, что на самом деле у этого спора не было единого предмета, а каждый из них говорил о своем.

Дженни опиралась на четкое правило Писания. Сам Иисус сказал, что развестись и вступить в другой брак — это прелюбодеяние. Конечно, когда люди раскаиваются в содеянном грехе и готовы его оставить, их следует прощать, но как можно простить того, кто живет в повторном браке, то есть в откровенном прелюбодеянии, и не намерен его расторгнуть, а считает, что это правильные и Богом данные отношения? В частности, как может церковь сделать такого человека своим пастором? (Разумеется, именно ради этого вопроса и было созвано собрание.) Как такой пастор будет говорить молодым людям о том, что хорошо и что плохо? Как он будет готовить пары к верному браку на всю жизнь, если сам нарушил правила? Если мы верим в евангельскую истину, говорила Дженни, то должны опираться на правила, представленные в Новом Завете. Эти правила совершенно однозначны. Либо ты следуешь им, либо их нарушаешь.

Слова Филиппа были не менее убедительными. Иисус пришел не для того, чтобы дать нам свод правил. И разве апостол Павел не сказал, что «Христос — конец закона»? Суть учения Иисуса заключалась в том, что он принимал всех людей, особенно тех, которых презирали гордящиеся собой праведники. (В этот момент Филипп не кинул взгляда на Дженни, но все и так поняли, что он хотел сказать.) Иисус пришел, чтобы мы открыли, кем мы на самом деле являемся. Иногда, как это было с первыми учениками Иисуса, на это уходит немало времени и люди совершают ошибки, но в конце концов способны это понять. И разве Иисус не рассказывал притчу об отце, принявшем блудного сына, и о его брате, гордящемся своей праведностью, который не пожелал войти в дом? Филипп предпочел бы иметь такого пастора, который познал трудности и мог убедиться, что Иисус продолжает его любить, тому, кто будет с недосягаемой высоты возвещать о законе и призывать к соблюдению правил, которые половина прихожан все равно соблюсти не сможет. Это только лишь породит лицемерие! Мы верим в Иисуса, который принимает нас такими, какие мы есть, и потому, придя к вере, мы продолжаем радоваться тому, что он нас принял, и двигаться дальше из этой точки. Это путь честности, путь правды по отношению к себе и открытости.

Не уверен, что Дженни и Филипп это понимали, но они испытывали злость и разочарование в процессе разговора потому, что начали путь с разных отправных точек. Дженни утверждала, что она «опирается на Библию», косвенно предполагая, что слова Филиппа лишены столь надежного основания, однако на самом деле все не так просто, как кажется. Дженни указывала на правила — может быть, лучше их называть Правилами с заглавной буквы, такими

Правилами, которые ты обязан исполнять, нравится тебе это или нет. Она хотела бы, чтобы пастор этому учил и жил соответствующим образом. Тогда всем станет ясно, что есть что. Филипп же ценил аутентичность и поиск своего подлинного «Я», жизнь, свободную от лицемерия, жизнь в глубокой, богатой и ранимой честности. Это он хотел бы видеть и в пасторе. Он готов уважать человека, стремящегося к этому, и доверять ему.

Это было мучительное собрание. Людям становилось жарко в их воротничках (которые, как с грустью сказала Дженни позже, тоже не соответствовали Правилам). Они говорили не то, что намеревались сказать (и Филипп, произнося сердитые слова, понимал, что это тоже можно назвать лицемерием). Они спорили не просто об ответе на конкретный вопрос. Их разногласия касались самого вопроса. Как христиане должны принимать решения по нравственным вопросам? Как мы вообще — даже если не относим себя к христианам — понимаем, что хорошо и что плохо? Существуют ли такие категории, как «правильно» и «неправильно», или жизнь устроена сложнее? Существуют ли Правила с заглавной буквы и как их применять к живым людям, а не к моральным схемам? С точки зрения Дженни, Филипп относился к опасной категории релятивистов, которые считают, что в нравственных вопросах нет черного и белого, но лишь оттенки серого цвета и что важнее всего быть правдивым с самим собой. А Филипп, слушая слова Дженни, видел там только жесткий и холодный легализм, не имеющий никакого отношения к тому Иисусу, которого он знал, к Иисусу, дружившему с грешниками и рассказывавшему о том, как ангелы устраивают праздник в честь одной заблудившейся овечки, которую удалось найти.