Том Райт - БОГ ЕСТЬ. ЧТО ДАЛЬШЕ? Как стать теми, кем мы призваны быть

И тогда становятся ясны важнейшие привычки такого нового, странного и перевернутого «царствования» — это те самые вещи, к которым призывали слушателей Иисус и Павел. Эти добродетели — поначалу трудные, но после долгой практики становящиеся второй природой — строят общины, которые ясно показывают господство Иисуса и порождают жизнь, которая не может оставаться собственностью замкнутой общины, но неизбежно изливается вовне, так что окружающие видят совершенно иной образ жизни, который часто обладает непреодолимой притягательностью. И здесь снова мы видим, что жизнь христианской добродетели — это командный спорт.

Этот контекст дает церкви возможность и нравственное право говорить окружающим об Иисусе и провозглашать его Господом, объясняя, что он умер за грехи мира и восстал из мертвых. Другими словами, призвание царственного священства ставит перед христианами задачу благовестил: провозглашать Иисуса, призывать людей задуматься о нем, приглашать их принести ему присягу верности, открыть через него и через его последователей совершенно новый образ жизни, жизни веры, надежды и любви, доброты и кротости, прощения и милосердия, терпения и целомудрия. Само благовестие также сродни добродетели. Когда апостолы впервые начали говорить ничего не подозревавшим людям о том, что распятый иудей на самом деле господствует над миром, это должно было казаться им самим очень странным — как это кажется странным и сегодня в любой культуре, и там, где имя Иисуса всем хорошо знакомо, и там, где о нем не знают. Но когда кто–то передает людям Благую весть, это превращается в его привычку, причем в такую привычку, которая, подобно всем христианским добродетелям, позволяет в нынешней жизни подлинно предвосхищать жизнь грядущего века, где радость о спасительном и целительном господстве Иисуса никогда не прекратится. И здесь снова царственное призвание совпадает со священническим.

Но задача отражать Божий образ миру — образ щедрого, любящего Творца, дающего своему миру полноту красоты, порядка, свободы и славы, — шире, чем, с одной стороны, создание общины и, с другой стороны, благовестие. «Царственное» призвание последователей Иисуса формирует в них нелегко дающиеся добродетели, позволяющие им искать, творить и сохранять справедливость и красоту в мире, где обе эти вещи были искажены. Это огромная тема, которую мы не можем здесь рассмотреть во всей полноте, но она продолжает линию Аристотеля, который говорил о важности «красоты и справедливости» в начале своей «Никомаховой этики», и эту линию христиане должны ценить и развивать.

Возьмем вопрос о справедливости. Одна из самых великих книг Нового Завета (Послание к Римлянам) посвящена восстановлению справедливости Богом. Те, кто призван отражать в своих делах образ Божий, должны подумать о том, как должно выглядеть восстановление справедливости в нашем плюралистическом мире и что можно для этого сделать. Это означает, что христианам следует принять участие в политических дебатах и разных других процессах, где они должны отстаивать ключевые позиции и указывать на угнетение и несправедливость любого рода. В западном мире вот уже более двухсот лет господствует мнение о том, что если отделить вопросы социальной справедливости от вопросов Бога и веры, общество станет более справедливым. Революции, тоталитарные режимы и всевозможные войны показали, что это неверно. Но для того чтобы Бог и социальная справедливость снова соединились, потребуется упорный труд не только отдельных христиан, но и церкви в целом, которой надо осваивать общинную добродетель стремления к справедливости. Когда эта добродетель станет привычкой сердца церкви, она сможет взывать к совести окружающего мира.

То же самое касается красоты. Иерусалимский храм, место пребывания славы Божьей, был как бы «вселенной в миниатюре», микрокосмом, который сосредотачивал в себе красоту мира, и потому царственное священство, новый живой Храм, среди прочего призвано создавать и прославлять красоту на любом уровне. «Царственные» добродетели требуют поиска нелегкого равновесия — порядка и свободы, — поскольку искусство качнулось от чрезмерно упорядоченного мира кубизма к крайне беспорядочному и хаотичному миру современного популярного искусства. Как наши действия в нынешнее время могут предвосхищать будущий мир, воссозданный Богом, где, наконец, будет преодолено уродство нашего мира? Это ставит перед нами задачу искать новые проявления красоты. Сегодняшний мир колеблется в своих эстетических вкусах между брутализмом, начавшимся с архитектуры и породившим уродливую безвкусицу во многих других сферах, и сентиментализмом, который стремится изобразить благость творения, но не способен не скатиться к китчу. Добродетели царственного священства должны возвестить — через изобразительное искусство и слово — о нелегкой победе Иисуса над злом, которое портит и уродует мир, и о новом творении, начавшемся вместе с воскресением, о новом мире свободы и славы.