Просите, и дано будет вам

Тот вечером уже у меня в номере сидел, смекнул в чем дело и, когда был аукцион по продаже дома, сумел нагнать на него цену до тридцати пяти тысяч. Дом купил город, из полученных денег семь тысяч пошло на погашение залога, а восемнадцать тысяч внесли в банк на имя умирающего купца.

Тут уж я с отъездом в монастырь задержался и после всех денежных операций пошел к больному рассказать об удачном окончании дела. Он был еще жив... Благодарил меня, что я спас его семью от нищеты, а к вечеру умер... Хоронить его я не остался, а поспешил в обитель и за разными событиями о нем забыл.

Прошло несколько лет. Отгремела революция. Многих советская власть сжила со свету за веру. Взяли и меня.

Как-то ночью подошел ко мне тюремный сторож и шепнул:

- Готовьтесь, батюшка, сегодня я получил на всех вас список, ночью увезут.

Я передал своим соузникам слова сторожа. Нужно ли говорить, что поднялось в душе каждого из нас? Хоть мы и знали, что осуждены на смерть, но она все стояла за порогом, а теперь собиралась его переступить.

Не имея сил оставаться в камере, я надел епитрахиль и пошел в глухой, без окон коридор помолиться. Я молился и плакал так, как никогда в жизни, слезы были до того обильны, что насквозь промочили шелковую вышивку на епитрахили, она слиняла и растеклась разноцветными разводами.

Вдруг я увидел подле себя незнакомого человека, он участливо смотрел на меня, а потом сказал:

- Не плачьте, батюшка, вас не расстреляют.

- А вы кто? - удивился я.

- Вы, батюшка, меня забыли, а у нас здесь добрые дела не забывают, - ответил человек. - Я тот самый купец, которого вы в Калуге перед смертью напутствовали.

И только этот купец из глаз моих ушел, как вижу, что в каменной стене коридора брешь образовалась, и я через нее увидел опушку леса, а над ней в воздухе - свою покойную мать. Она кивнула и сказала:

- Да, Егорушка, вас не расстреляют, а через десять лет мы с тобой увидимся.

Видение окончилось, я снова очутился подле глухой стены, но в душе моей была Пасха. Я поспешил в камеру и сказал:

- Дорогие мои, благодарите Бога, нас не расстреляют, верьте словам священника (я понял, что и купец, и матушка говорили про всех нас).

Великая скорбь в нашей камере сменилась неудержимой радостью. Мне поверили: кто целовал мои руки, кто плечи... Мы знали, что будем жить.

Прошла ночь, а на рассвете нас перевели в пересыльную тюрьму.

Оттуда я попал в Б-и, а вскоре по амнистии был освобожден и жил последние годы при Даниловском монастыре. Шестеро моих соузников стали моими духовными детьми.

Я жил в одном городе со знаменитым И. В. Мичуриным и заверяю достоверность нижеописанного явления. Это случилось летом во время Первой мировой войны. Иван Васильевич жил тогда в домике, окруженном большим фруктовым садом. Была уже ночь, и в саду были спущены цепные собаки. Послышался стук в дверь. Мичурин, удивленный поздним приходом и тем, что гостя пропустили собаки, подошел к двери:

- Кто там?

- Это я, Федор. Отвори, Иван Васильевич.

Иван Васильевич узнал голос знакомого ему Федора, ушедшего на войну, и отпер дверь.

Перед ним стоял Федор в солдатской шинели.

- У меня к тебе просьба, Иван Васильевич. Прошу тебя сходить к моим родным и сказать им, что меня сегодня убили на войне. Я пришел было туда, да меня к ним не пустили. Сходи к ним и скажи, чтобы они не тосковали и не печалились обо мне.

После этого Федор стал невидим. Придя в себя после случившегося, Иван Васильевич пошел к родным Федора, но они не поверили ему.

Однако не прошло и недели, как они получили официальное сообщение о том, что сын их Федор убит на фронте. Датой его смерти указывался как раз тот день, когда его душа являлась И. В. Мичурину.

В начале этого столетия в Москве жил популярный профессор хирург Владимир Николаевич Розанов.

Шел прием больных у него на дому. После ухода очередного больного в кабинет вошла девочка десяти-двенадцати лет в розовом платьице с бантом на голове.

- Доктор, - обратилась она к В.Н., - с моей мамой очень плохо, она нуждается в немедленной помощи. Я очень прошу вас тотчас же пойти... - и девочка сообщила свой адрес.

В.Н. был удивлен и необычным нарядом девочки, и той настойчивостью, с которой она просила немедленно посетить ее мать. Он пообещал тотчас же прийти, и девочка удалилась.

Выйдя из кабинета, В.Н. сказал ожидающим в приемной больным, чтобы они подождали его, так как ему срочно надо идти к матери той девочки, которая только что была у него.