Такой ответ не мог не поразить вопрошающих. Нарушался священнейший закон иудейства, и нарушался к удивлению тем, кто может исцелять, и притом, исцелять даже таких безнадежных больных, как этот расслабленный, считавшийся всеми “непогребенным мертвецом.” Кто же этот странный нарушитель субботства? Уж не тот ли галилейский Пророк, который в прошлую Пасху произвел такое необычайное возбуждение в городе, когда он, пылая праведным гневом на кощунственную алчность иудеев, очищал храм от внесенного в него торгашеского осквернения? Весь ход дела показывает, что строгие ревнители субботства тут же догадались, кого именно нужно разуметь под этим незнакомцем, который очевидно опять прибыл в Иерусалим, чтобы нарушать законническое спокойствие, a главное обличать пустоту и лицемерие раввинов и книжников. Надо поскорее удалить Его из святого города и во всяком случае постараться о том, чтобы как-нибудь потушить могущую распространится молву о великом чуде. Поэтому, обходя самый вопрос об исцелении и исключительно упирая на нарушение субботы, иудеи опять допытываются: “ Кто тот человек, который сказал тебе: возьми постель твою и ходи? ” Но исцеленный не мог удовлетворить их лицемерного любопытства, потому что и сам не знал, кто был его чудесный врач. Только уже после он встретился с Ним в храме, куда отправился возблагодарить Бога за свое чудесное исцеление, и выслушал от Heгo наставление: “ вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже .”
Евангелист не сообщает, как исцеленный отнесся к своему великому Врачу — пал ли он перед Ним на колени и в слезах умиления изливал Ему свои благодарные чувства? Такое предположение было бы естественнее всего. Но к несчастью, дальнейший ход дела показывает нечто другое. Бывают такие черствые, злые натуры, которые недоступны для благородных чувств, так что даже и величайшее благодеяние способно вызвать в них лишь внешний, холодный знак снисходительной признательности, и при встрече со своим благодетелем они скорее чувствуют неловкость своего обязательства перед ним, чем радость близости с ним, и потому способны даже сделаться враждебными ему. По-видимому, к такого рода натурам принадлежал и исцеленный Иар. Недаром Христос, встретив его в храме, сделал ему строгое внушение, предостерегая от дальнейших грехов, чтобы “не случилось с ним чего хуже.” Очевидно, Иар нуждался в таком предостережении. A если это предположение верно, то становится вероятным и то, что внушение пало на каменистую почву.
Иар был, очевидно, человек, до мозга костей пропитанный законничеством, сделавшим из него скептика, не способного ни к каким живым религиозным впечатлениям, и потому при встрече со своим Благодетелем он нисколько не уверовал в Heгo, a, напротив, увидел в Нем лишь нарушителя субботства, да и самое исцеление не против был, очевидно, приписать какой-нибудь счастливой случайности. Такая черствая неблагодарность может показаться невероятной; но разве менее поразителен был случай такой неблагодарности со стороны тех десяти прокаженных, которые были избавлены Христом от худшей из болезней, делавшей из них живых мертвецов, и из числа которых лишь один самарянин счел своим долгом возвратиться к Божественному Врачу и от всей души возблагодарить Его? Как известно, один только этот прокаженный за свою благодарность получил еще и высшее благо, удостоившись милостивого слова, что “ вера спасла тебя .” A так как Иар не удостоился этой милости, то очевидно, он и не заслужил ее. По всему видно, что к самому внушению Христа он отнесся с пренебрежительной обидчивостью, и не выражая чувств благодарности, не давая обещания впредь не грешить, “ человек сей пошел, и объявил иудеям, что исцеливший его есть Иисус .”
Этого только и нужно было бездушным законникам. Они были слишком черствы, чтобы и теперь обратить внимание на ту сторону дела, что ведь пророк, способный совершать такие великие исцеления, очевидно, облечен властью свыше. Нет, им дороже всего на свете было их излюбленное субботство, и поэтому они “ стали гнать Иисуса, и искали убить Его за то, что Он делал такие дела в субботу .” Можно бы думать, что такой результат дела по крайней мере должен был пробудить чувство угрызений совести в Иаре. Но древнее предание, как бы делая вывод из психологического анализа Иара, сообщает поистине ужасную вещь, показывающую, до какой бездны черной неблагодарности может доходить человек к своему благодателю. По этому преданию, Иар впоследствии вполне перешел на сторону врагов Христа, и он был именно тот жестокий и дерзкий слуга, который во время суда над Христом в доме первосвященника нанес Ему удар по щеке, приговаривая: “так отвечаешь Ты первосвященнику?” (Иоан. 18:22 [282]).
Читать дальше