протоиерей Иоанн Толмачев - 3.Недели по Троице 1-17

Вот в этом именно пункте и расходятся между собой христианство и натуралистический рационализм. Для него природа есть нечто само по себе неизменное; бытие, совершающееся только по своим собственным законам. Кто признает только порядок природы, в котором все явления совершаются в ограниченном круговороте и по раз навсегда установленным законам, — из мирового тумана вырабатываются солнце и планеты чтобы, посуществовав известное время, затем бесследно исчезнуть в необъятном пространстве и дать лишь материал для новых образований — для того именно всякое вмешательство Бога, всякое чудо должно казаться бесцельным и неразумным. Но для кого природа есть богоустановленная основа для жизни духа, кто признает всемирную историю, которая совершается на почве природы, для кого история человеческого рода не есть бесцельное накопление случайностей, а направляющееся к определенной цели развитие, тот признает и чудо, как разумное и целесообразное содействие этому развитию. A если к этому еще прибавить и сознание того, что самое развитие человечества идет не нормально, затемнено и искажено грехом и злом, то признание чуда положительно становится необходимым.

Разве в самом деле окружающий мир настолько совершенен, что уже нисколько не нуждается в мудро управляющей руке?

Увы, не только теория, но и вековой опыт говорит совершенно иное. Уже за тысячи лет тому назад слепой певец Эллады Гомер оплакивал бедственность земной жизни, говоря, что "из всего, имеющего дыхание и жизнь, нет еще существа на земле злосчастнее человека." Рядом с этим свидетельством древности можно привести еще свидетельство такого "счастливца" в обычном смысле этого слова, каким был и признавался всеми Гете. К концу своей жизни этот "счастливец" говорил: "если перебрать всю мою жизнь и сосчитать все те дни, в которые я наслаждался чистым, неомраченным счастьем, то едва ли выйдет больше одного месяца." Можно ли в виду таких заявлений, в виду всей нужды, бедственности, скорби, болезней и смерти, удручающих нашу земную жизнь, можно ли сказать, что этот мир совершенен? В угоду теории — пожалуй, — ведь чего только человек не в состоянии наговорить в пользу излюбленной теории! Но ясный и непровержимый опыт говорит: нет! A если действительный мир, таким образом, несовершенен, а Бог, конечно, не мог сотворить его несовершенным, то, очевидно, он сделался таковым. Каким же образом? Тут мы переходим к решительному вопросу, и притом вопросу, который уже больше относится к совести, чем к разуму. Существует ли грех, или это есть лишь детское представление, с которым нам, высокопросвещенным сынам XIX века, давно пора разделаться? Священное Писание признает грех как факт, и наша совесть, хотим ли мы этого, или нет, тоже утверждает существование его за несомненное. Следовательно, в жизни этого мира уже произошло известное нарушение, в его развитие проникла порча и явился тормоз; а в таком случае, если он, не смотря на это, должен достигнуть цели совершенства, назначенного ему Богом, то он, очевидно, нуждается в содействии Бога, иначе говоря — в чуде восстановления и избавления. Сущность христианства и состоит в признании того, что это чудо уже совершилось, когда Сын Божий сделался человеком и искупил нас. Все другие чудеса, о которых повествуют евангелисты, нужно рассматривать только в связи с этим именно чудом. Ветхозаветные чудеса суть только предвестия и намеки на это чудо, и все отдельные чудеса Самого Христа были только отдельными актами в совершении этого великого чуда. Кто пришел победить грех, а вместе с ним подавить и всякое зло, равно как болезни и смерть как следствия греха, Тот, конечно, в состоянии исцелять больных и воскрешать мертвых; Кто пришел восстановить нарушенное развитие в жизни природы и духа, Тот, конечно, имеет власть над природой и над духом, утишает бурю и изгоняет бесов.

A в таком случае — можно ли смотреть на эти чудесные действия как на нарушение законов бытия? Может ли кто-нибудь считать нарушением жизни тот факт, что врач, приложив к больному организму известные ему средства, делает его опять здоровым? Еще менее смысла в той мысли, которая полагает, что такое вмешательство в движение этого мира, с целью его избавления от зла и восстановления в норму развития было бы недостойно Бога. Отсюда само собой становится ясным, как неоснователен тот взгляд, по которому чудо рассматривается как произвол со стороны Бога. Да и вообще нужно сказать, что те далеко отступают от истинного библейского понятия о чуде и сами себе составляют искаженное представление о нем, которые смотрят на него, как на произвольное вмешательство Бога в ход природы или своенравную игру всемогуществом — без всякой другой цели, кроме намерения показать это всемогущество. Конечно, чудеса служат вместе с тем и проявлением всемогущества Бога живого, царствующего над миром, и цель их, между прочим, заключается в том, чтобы ясно показать человеку, что существует живой Бог, который и творит чудеса (Псал. 76:15 [535] Ты — Бог, творящий чудеса; Ты явил могущество Свое среди народов; ). Но в высшем смысле они только суть доказательства Его любви, чудеса сострадающей, избавляющей и спасающей любви, которая не дает миру, подвергшемуся греху, погибнуть в нем, но хочет вновь направить его с ложного пути развития на истинный, чтобы привести его к предназначенной ему цели бытия. Таким образом, чудеса составляют полнейшую противоположность всякому произволу и в высшей степени целесобразны.