Александр Мень - Библия и литература

Христос является в мир как осуществление тысячелетних надежд. Для чего? Для того, чтобы дать человеку, слабому и немощному, новые силы для движения к полноте бытия, к Царству Божию. Человек не так-то легко на это поддается, человек этому сопротивляется, человек борется с Богом, и Бог его побеждает. И это святая победа, радостная победа. Но свобода остается. Потому и приходит Христос без меча, без силы и славы внешней. А принять Его человек может только свободным актом. Узнать Его, почувствовать Его! А потом идет развязка, и над ней размышляет князь Владимир в «Речи философа».

Что же произошло в двух мирах, прошлом и новом, что нового принесло христианство? Для некоторых людей сегодня — это мысль о какой-то иной морали. Нет, это не совсем верно. Значительную часть этических принципов христианства мы найдем у стоиков, в буддизме, в Ветхом Завете. В чем же тут особенность, почему — два мира? Над этим размышляет еще один древнерусский писатель той же эпохи, знаменитый Иларион.

Знаменитый, но неведомый. Человек, о котором мы очень мало знаем. Первый из русских, назначенный митрополитом Киевским по желанию князя Ярослава Мудрого — обычно митрополиты назначались из Византии и были греками; и вот, собрались у князя духовные лица — высшая иерархия — и провозгласили, очевидно, независимо от Константинополя, этого человека митрополитом. «Муж книжный», «честной постник», образованный человек.

Мы очень мало о нем знаем. До сих пор неточно атрибутированы его произведения. В XIX в. профессор нашей Духовной академии прот. Александр Васильевич Горский сумел доказать, что «Слово о законе и благодати» принадлежит ему. Оно включает в себя также и исповедание веры и молитву.

«Слово о законе и благодати» написано в 50-е — 60-е гг. XI в. В это время в Болгарии, Византии и во многих других восточных странах распространялось учение манихейства. Манихеи учили, что все материальное, все природное создано низшим богом, а истиный Бог создал только дух. Вы понимаете, насколько для сознания простых людей это было понятным и объяснимым? Наши болезни, смерть, трудности, голод, жажда, старение — все то, что угнетает нас в материальном мире, — все это одним росчерком относилось к злым силам. А единственной ценностью становился дух. Получалось как бы два творца: злой и добрый.

Эта идея пришла из Ирана, из древней персидской религии Заратустры. В истории религии ее называют «радикальный идеализм». Ее усвоили гностики, манихеи. Несмотря на то, что манихейство преследовалось и христианами, и последователями других религий, оно неудержимо распространялось. В Европе манихеи назывались альбигойцами или катарами. Наверное, многие из вас помнят со школьной скамьи знаменитые Альбигойские войны, которые бушевали во Франции именно в это время, в XII—XIII вв. Альбигойцы захватили почти всю южную Францию, захватили в прямом смысле слова: то есть к этой доктрине склонились могущественные феодалы, у которых были замки, войско, и шла война.

В России источником дуализма была соседняя Болгария. Там это учение называлось богомильством. Богомильская литература очень быстро проникала на Русь, и не всегда люди, особенно не богословы, могли отличить книги подлинно церковные от этих еретических книг.

Может показаться, что митрополит Иларион, когда он писал о резком противопоставлении старого закона и новой благодати, находился под влиянием богомильской ереси. Но это не так. Это очень сложное произведение, очень трудно толкуемое с богословской точки зрения, причем автор подчеркивает: «Я же пишу не неграмотным, не детям, а людям, которые в этом разбираются». Значит, у него уже тогда была изощренная богословская аудитория, для которой он мог написать такую сложную и спорную вещь. Для того чтобы отклонить мысль о том, что он разделяет ересь богомилов (или катаров, или альбигойцев) о двух заветах — завете дьявольском и завете Бога, Иларион начинает с такой преамбулы: «Благословен Господь Бог Израилев, Бог христианский, за то, что посетил и дал избавление людям Своим». То есть Бог Ветхого Завета для него тождествен Богу Нового, и здесь не может быть никаких сомнений. «Кто еще велик, как наш Бог? Он один, творящий чудеса, установил закон, предваряющий истину и благодать, чтобы в нем пребывало человеческое естество, от многобожия языческого отходящее к вере в единого Бога; чтобы человечество, как сосуд скверный, но омытый, словно водою, законом и обрезанием, восприняло молоко благодати и крещения. Ибо закон предтечей был и слугой благодати и истины».